– Какое?

– Смотри, ее побрили. Там… внизу.

– Считаешь, убийца постарался?

– Весьма вероятно. Но некоторые девушки делают это и сами… как я слышал. А на том месте, где должны расти волосы, обычно бывает татуировка. Отсюда не разглядеть, а двигать тело я не хочу. Пусть сначала поработает СОКО. Может, и сама… Ты же заметил татуировку у нее на лодыжке?

– Да.

Доктор Бернс был местным судебно‑медицинским экспертом, и, следовательно, в его обязанности входило посещение мест преступления, констатация смерти и передача тела коронеру. После этого доктор Уоллес, недавно назначенная окружным патологоанатомом, должна была произвести вскрытие. Бэнкс, уже давно работая с Бернсом, внимательно относился к его замечаниям и советам. Как это свойственно всем врачам, доктор Бернс не любил делать заключения в одиночку, но в разговоре мог навести на некоторые мысли о причине и времени смерти, которые обычно подтверждались, давая Бэнксу возможность ускорить ход расследования. Вот и сейчас он решил уяснить важные для следствия обстоятельства и спросил о времени смерти.

– Сейчас половина десятого. – Бернс глянул на часы. – На холоде трупное окоченение, конечно, замедляется. Короче говоря, это всего лишь мои предположения, но я бы сказал, что смерть наступила после полуночи, вероятно, не позже двух часов ночи… Думаю, что не позже.

– Ее убили здесь?

– Думаю, здесь, – кивнул Бернс.

Бэнкс обвел взглядом комнату:

– Место весьма уединенное и хорошо изолированное от внешнего мира. Стены толстые. Сомневаюсь, чтобы кто‑нибудь что‑либо слышал, если вообще здесь был хоть кто‑то, способный слышать. – Он посмотрел на лоскуты кожи, торчащие изо рта девушки. – Даже если она поначалу и кричала, то очень скоро ее заставили замолчать.

Доктор Бернс, вынув блокнот, что‑то торопливо в нем царапал. Бэнкс решил, что это данные для протокола: время, температура наружного воздуха, положение тела и прочее. Теперь дело было за фотографом. Криминалисты не смогут приступить к работе до того, как он закончит, а ждать они очень не любят. Будут поскуливать у ленты ограждения, как стая доберманов, которых уже месяц не кормили мясом.

Заскрипели дверные петли, и Питер Дарби, полицейский фотограф, со старым «Пентаксом» на груди и новой цифровой видеокамерой в руке вошел в помещение. В ней сразу стало тесно, и Бэнкс с Бернсом отошли к стене. Бэнксу страшно хотелось курить, а почему, он не понимал, ведь никто рядом не курил. Может, это из‑за сигарет «Бенсон энд Хеджес», которые он видел в сумочке убитой девушки? Или из‑за дождя, сменившего сейчас дождь со снегом? Он и сейчас помнил, как приятен сигаретный дым во время дождя. Бэнкс подметил это, еще будучи начинающим курильщиком, а в последнее время воспоминания о прошлом нередко его посещали. Он задумался, и желание курить прошло само собой. В церкви на рыночной площади запели гимн «Зеленый холм я вижу вдалеке», и Бэнкс сообразил, что до Пасхи осталось всего несколько недель.

– А ведь ей было плохо, ее тошнило, – вдруг объявил доктор Бернс. – Не знаю, имеет ли это какое‑либо значение, но я обнаружил следы рвоты и внутри, и на стене снаружи.

– Да, – подтвердил Бэнкс. – Я тоже унюхал запах. Но, может, тошнило убийцу? Ведь не у каждого желудок переваривает все подряд. Прослежу, чтобы криминалисты не упустили это из виду. Спасибо, док.

Доктор Бернс кивнул и отошел в сторону. Подошел Темплтон и стал рядом, потирая руки и переминаясь с ноги на ногу.

– Пикантный случай, шеф, согласны? – спросил он.