И тут я сникла. Марки машин – ерунда. Я даже за кинозвезду, узрев живьем, не поручусь, что она, а не помешавшийся на ней двойник.
– Вик, мне для узнавания антураж нужен. Если будут все четверо подпирать зеленую иномарку, тогда узнаю. А если по одному, в массах и на бегу… Нет.
– Ты, Поленька, за человеком числишь только его образ жизни. Нос, рот, уши тебя не волнуют.
– В точку.
– А я?
– Ты с толпой не смешаешься.
– А бывший муж?
– Хочешь потерзаться? Тоже нет.
– А подружки?
– Про сына будешь спрашивать, дотошный?
– Что тебе нужно, чтобы запомнить человека?
– Любить, Вик.
– Заметь, я съел и «любить», и мужа.
– Я не проститутка, в загс маршировала по любви. Но она приходит и уходит, а кушать хочется всегда.
– Ты не дворника случаем бросила?
– Вик, пища делится на телесную и духовную.
– Но ведь ты ненавидишь своих похитителей?
– Я не умею так ненавидеть, чтобы навсегда запомнить, полковник.
– А у меня получается.
– Опять пугаешь?
– Сам не пойму. Боюсь потерять, скорее. Да не реви ты, водяная. Я не каменный, сейчас пристану, и все расследование насмарку.
– Так не приставай.
– Не могу больше.
– Так приставай… Измайлов, как тебе не стыдно. Ты мне еще про Бориса не сообщил ничего, кроме диагноза.
При упоминании Юрьева Вик с рыком, но нашел в себе… мужество? Или все ту же ненависть к изуродовавшим лейтенанта людям? Или злость на меня, втравливающую во всякую гадость так же легко, как другие гадостей избегают?
– До Бориса еще неблизко, Поленька. Колись, давай, что ты рекламировала?
– Духи, средства от комаров и колорадского жука, ателье по пошиву белья, шерсть для вязания, магазин игрушек, соки, газовые плиты, холодильники, сборные садовые домики, детское питание, унитазы и питьевую воду.
– Воду последней?
– Да. Но это повторная реклама. Первая прошла в марте. Мне было нелегко, Вик. Вода – штука однообразная.
– Без ножа режешь. Я поставил на то, что кто то открыл номер от 23 сентября.
– Почему?
– Потому что душат и похищают с бухты барахты. Преступления не подготовленные и не профессиональные. То есть, только профессионалы и могли выполнить этакие дилетантские поручения, не оставив следов.
– Что ты несешь! А шины на проселочной дороге?
– А дождь, накрапывавший весь день и всю ночь? А лихачи, рванувшие в объезд поста? Поля, ты и есть наш единственный след.
– Я не след, Вик. У бандита был пистолет. И пристрелить меня, когда я бежала по полю, не составляло труда. Хорошо, что тогда я была дикой лошадью.
– Не понял…
– И не надо. Но меня не убили.
– Значит, ты еще чей то след в нужном направлении, Поленька.
– Господи, топчут все, кому не лень, а я отдувайся.
– Ты в состоянии выслушать про Юрьева? Тут еще тухлее, чем с редакцией.
И Измайлов мне такое выложил, что я начала косить.
Жена преуспевающего бизнесмена добиралась в воскресенье днем своим ходом на дачу, где с пятницы отрывался муж. Разбогатели ребята недавно, и он еще не усвоил элементарный прием – возьми, дражайшая половина, денег, найми, кого следует, и отвянь. Так что она не сомневалась: огород перекопан, ботва сожжена, пол на веранде починен. Муж брал с собой бутылку водки, но права она недавно получила и проблем с доставкой кормильца в город на его машине не предвидела. Это когда у нее возникли другие проблемы, она продиктовала милиционерам адрес любовника, у которого забыла утром сей незаменимый документ и который навсегда останется отныне ее алиби, а не мужчиной. |