|
А тогда… Вошла она, напевая, в дом, окликнула мужа. Далее по киношному: тряска трупа за все места, вой, паническое озирание окрестностей. Богатая фантазия – путь к нищете, лучше я не буду углубляться в подробности. То, что при покупке дачи представлялось преимуществом – всего трое соседей в неподдельной чаще, – оказалось проклятьем. Пометавшись по пустым чужим владениям, она вспомнила о пейджере и радиотелефоне мужа, но их и в помине не было. Зато была разбитая кувалдой машина. Как ей удалось добежать через лес до станции? А как вообще удается хоть пальцем пошевелить в шоковом состоянии? Кассирша связалась с железнодорожной милицией. Вот ее то бригада и обнаружила в другой комнате еще одно окровавленное тело, на поверку подавшее признаки жизни. Юрьева отправили в больницу, где он, не приходя в сознание, и путешествовал по опасной грани до сих пор. Бизнесмена застрелили, потом ограбили. А, может, ограбили, потом застрелили. Измайлов считал, что его адски пытали, таскали смотреть, как превращают в металлолом машину… Пистолета найти не удалось. Отпечатков пальцев тоже. Наловчились, суки, в перчатках работать. Любовник, представив себе перспективы отношений с младой вдовой, принялся икать и подтвердил, что изменяла она супругу по черному. Следовательно, убить ей было недосуг. А вот заказать…
– Вик, Борис вряд ли упражнялся с кувалдой и шарил по карманам. Но как он туда попал? – Брел напрямик через лес. Эта матерая псина, как ее, Стелла, кинолога не подвела. То есть подвела по запаху Юрьева к самой даче. Под деревьями дождь прибрался не так тщательно. – И Борис увидел труп? – Надо полагать, что не радушного хозяина. Полина, предлагаю перекур. Отвлекись, поболтаем о заказчиках «водной» рекламы. – Вбил себе в голову про номер от двадцать третьего сентября? – Да. – Вик, а зачем кувалдой по машине? – Я специально не повторил слово «вбил», между прочим. – Ладно. Но на супер стори не надейся. В середине марта я получала гонорар. А, тогда еще муж Лизы заглянул… – Притормози здесь, пожалуйста. – Бедняга, не даст тебе мой треп ничего. Вот будь ты женщиной, заслушался бы. В общем, она маленькая и сухонькая, а он большой, полный и холеный. Очень заметный. И ее комнатенку рассматривал, как гадюшник. Я общалась с бухгалтершей, которая перебирала ведомости, спросила, не мешаю ли, а он просто жестом указал мне на стул. – Это он должен был спросить. – Разумеется. Но вот так подействовал на меня. И Лиза при нем стала робкой. Только что так свысока о платежках рассуждала, и вдруг спесь сбросила. Я тоже этого в себе преодолеть не могла, ну, в замужестве. Вик, когда жена получает мизер по сравнению с мужем, не все успевает по дому, а супруг еще и посмеивается над ее карьерным ражем, так бывает. Словом, мы с бухгалтершей изображали мебель и старались не слышать, как он с ней говорит. Он перед этим посетил общую комнату и в полный голос, презрительно так на Лизу набросился: «Что у вас там за бутылка стоит?» Она ему, умоляюще: «У художника день рождения». Он: «Опять нажретесь». Вик, я не ребенок. Когда муж разбирается с женщиной один на один, она может и скалку схватить, и на колени перед ним пасть, как уж повелось в семье. Но когда это на людях происходит, дама типа Лизы должна хоть зыркнуть по сторонам, проверить, не страдает ли авторитет. А Лиза смотрела только на него. Преданно. Лживо… Измайлов, я не могу, она же умерла. – Ты, милая, не языком чешешь, а следствию помогаешь. Вперед. – Не командуй. – Прости, солнышко, прости, гремучая смесь из горя и радости, – вздохнул Измайлов. – Что ж без тебя ни одно запутанное убийство не обходится то? Как мне надоело с тобой о делах говорить. |
