|
Она стeснялась эту силу назвать {17} именемъ Божiимъ, какъ есть Петры и Иваны, которые не могутъ безъ чувства фальши произнести Петя, Ваня, межъ тeмъ, какъ есть другiе, которые, передавая вамъ длинный разговоръ, разъ двадцать просмакуютъ свое имя и отчество, или еще хуже -- прозвище. Эта сила не вязалась съ церковью, никакихъ грeховъ не отпускала и не карала, -- но просто было иногда стыдно передъ деревомъ, облакомъ, собакой, стыдно передъ воздухомъ, такъ же бережно и свято несущимъ дурное слово, какъ и доброе. И теперь, думая о непрiятномъ, нелюбимомъ мужe и о его смерти, Софья Дмитрiевна, хотя и повторяла слова молитвъ, родныхъ ей съ дeтства, на самомъ же дeлe напрягала всe силы, чтобы, подкрeпившись двумя-тремя хорошими воспоминанiями, -- сквозь туманъ, сквозь больше пространства, сквозь все то, что непонятно, -- поцeловать мужа въ лобъ. Съ Мартыномъ она никогда прямо не говорила о вещахъ этого порядка, но всегда чувствовала, что все другое, о чемъ они говорятъ, создаетъ для Мартына, черезъ ея голосъ и любовь, такое же ощущенiе Бога, какъ то, что живетъ въ ней самой. Мартынъ, лежавшiй въ сосeдней комнатe и нарочито храпeвшiй, чтобы мать не думала, что онъ бодрствуетъ, тоже мучительно вспоминалъ, тоже пытался осмыслить смерть и уловить въ темной комнатe посмертную нeжность. Онъ думалъ объ отцe всей силой души, производилъ даже нeкоторые опыты, говорилъ себe: если вотъ сейчасъ скрипнетъ половица, или что-то стукнетъ, значитъ, онъ меня слышитъ и отвeчаетъ... Дeлалось страшно ждать стука, было душно и тягостно, шумeло море, тонко пeли комары. А то вдругъ онъ съ совершенной ясностью видeлъ полное лицо отца, {18} его пенснэ, свeтлые волосы бобрикомъ, круглый родимый прыщъ у ноздри и блестящее, изъ двухъ золотыхъ змeекъ, кольцо вокругъ узла галстука, -- а когда онъ, наконецъ, уснулъ, то увидeлъ, что сидитъ въ классe, не знаетъ урока, и Лида, почесывая ногу, говоритъ ему, что грузины не eдятъ мороженнаго. IV. Ни Лидe, ни ея брату онъ не сообщилъ о смерти отца, -- потому не сообщилъ, что врядъ ли бы удалось выговорить это естественно, а сказать съ чувствомъ было бы непристойно. Сызмала мать учила его, что выражать вслухъ на людяхъ глубокое переживанiе, которое тотчасъ на вольномъ воздухe вывeтривается, линяетъ и страннымъ образомъ дeлается схожимъ съ подобнымъ же переживанiемъ другого, -- не только вульгарно, но и грeхъ противъ чувства. Она не терпeла надгробныхъ лентъ съ серебряными посвященiями "Юному Герою" или "Нашей Незабвенной Дочуркe" и порицала тeхъ чинныхъ, но чувствительныхъ людей, которые, потерявъ близкаго, считаютъ возможнымъ публично исходить слезами, однако въ другое время, въ день удачъ, распираемые счастьемъ, никогда не позволять себe расхохотаться въ лицо прохожимъ. Однажды, когда Мартыну было лeтъ восемь, онъ попытался наголо остричь мохнатую дворовую собачку и нечаянно порeзалъ ей ухо. |
