— Тьфу, дерьмо нергалье! Так это ты меня толкнул? А то мне приснилось, что в темноте подбираются эти… эти… — Он мотнул лохматой головой в сторону собак. — И будто бы уже в бок вцепились! Ну, хвала Митре, ночь прошла благополучно.

Накинув на плечи плащ, он удалился за кусты оправиться, на всякий случай не выпуская из рук дубину. Псы встали и отошли в сторону, к самому краю поляны. Лишь один, тот, на спине которого покоилась сморщенная рука старухи, так и остался лежать, опустив голову на колени хозяйки. Конан присел рядом, пытливо глядя в глаза Мергит:

— Ну, рассказывай, что знаешь. Потом двинемся дальше.

Вернулся окончательно проснувшийся Бёрри, отбросил в сторону тяжелую дубину, сбегал к костру за флягой и кубками. Отпив несколько глотков, старуха зарылась пальцами в густую черную шерсть замершего пса и сказала:

— Я расскажу все, и, клянусь Митрой, вы не услышите ни слова лжи! Но если хоть один из вас, — она взглянула на них глазами, полными гнева и угрозы, — если хоть один из вас прервет меня или задаст вопрос, я тут же встану и уйду, и больше вы меня не увидите! И это будет самое худшее, что может случиться с вами на этой дороге!

«Ха, испугала!»  — чуть было не сорвалось с губ Рыжего Бёрри, но, встретившись с угрожающим взглядом Конана и покосившись на сжатый кулак, он поспешно прикусил язык.

— Год назад, незадолго до праздника Изобилия Митры, барон Дисс имел очень неприятный разговор с герцогом Оргельдом. Они даже чуть не поссорились, и из-за кого! Из-за этого выскочки Ферндина! Тому вздумалось на какое-то время покинуть Мэнору, а герцог, словно влюбленная женщина, чуть ли не цеплялся за полы его кафтана, умоляя остаться… И барон Дисс, придя в нешуточный гнев, осмелился напомнить герцогу, каким он был совсем недавно и каким стал по милости этого проходимца… — Мергит помолчала, словно заново вспоминая случившееся. — Так вот, Ферндин уехал, герцог заперся в своих покоях, а барон Дисс, призывая милость Митры, тоже удалился к себе в опочивальню. Он долго не мог уснуть и все думал, что же приключилось с герцогом, которого он любил, как родного сына… И тут дверь, запертая изнутри на широкий засов, вдруг неслышно распахнулась, и на пороге показалась фигура в темном плаще с капюшоном. Барон хотел крикнуть, позвать слуг, но язык словно примерз к гортани.

Подойдя ближе, незваный гость откинул капюшон — и Дисс увидел перед собой торжествующее лицо Ферндина! Дисс стоял и молчал, скованный чужой волей. Ферндин подошел ближе, похлопал старого барона по щеке, как похлопал бы смазливую служанку, и сказал:

— Разрешаю тебе сесть, старик!

Барон послушно подошел к креслу, но услышал сердитый окрик:

— Садись на постель, мне не нужно, чтобы ты хрипел и задыхался в этом кресле! Вот, так уже лучше. На, выпей за здоровье будущего барона Ферндина Редборнского! — И он вынул из-под плаща высокий кубок с вином.

В душе Дисса все клокотало, ему хотелось проткнуть негодяя мечом, но вместо этого он протянул руку к кубку.

— Пей, пей, это еще не смерть! Смерть придет к тебе позже, в замке Редборн! Не хочу, чтобы в Мэноре ходили всякие слухи. Ты тихо скончаешься у себя в поместье, в своей постели… Все будет очень достойно, обещаю.

С ужасом прислушиваясь к этим словам, барон осушил кубок с горьковато-сладким вином и обессиленно откинулся на подушки.

— Отлично! Семя ненависти ко мне еще не успело как следует прорасти в твоей душе, и вот ты мой! Утром потребуешь, чтобы тебя отвезли в Редборн, и это будут твои последние слова. Все, старик, прощай, ты мне больше не помеха.