Слуги быстро стали закладывать нишу, и вскоре слабые стоны и проклятия обессилевшей женщины уже не были слышны, лишь журчание сочившейся по стенам воды нарушало мертвую тишину подземелья…
Ферндин пнул носком сапога голову старшего сына и сказал:
— Я вернусь сюда через год уже хозяином поместья, а пока голодные крысы позаботятся о достойном погребении, о благородные сыновья старого Дисса!
Не оглядываясь, он поднялся наверх, слуги задвинули на место тяжелый камень, и наутро Ферндина и его людей уже не было в Редборне…
Днем в замке поднялся переполох, никто не мог понять, куда исчезла семья барона и их таинственный гость. Никто ничего не видел и не слышал. Только я… И вы — первые, кому я это рассказываю…
Мергит встала, накинула на плечи плащ и, глядя на Конана бесконечно усталыми глазами, чуть слышно сказала:
— Пора в путь, киммериец! Солнце уже высоко, и лошади хорошо отдохнули…
ГЛАВА 16
Густой сумрак окутал лес, когда дорога наконец, круто повернув, вывела путников сначала в мелкий подлесок, а потом — на широкую равнину, полого уходившую вниз, к узкой, заросшей ивняком и камышами речушке.
За речкой на холме черной громадой возвышался замок Редборн. Конан даже присвистнул, рассмотрев на фоне закатного неба его грозные очертания. Эту крепость голыми руками не возьмешь, и, даже будь здесь добрая сотня хорошо вооруженных воинов, защитники замка могли бы не беспокоиться о своей безопасности — таким неприступным стенам нипочем любая осада, и лишь голод, самый безжалостный противник, мог бы выкурить тех, кто укрылся внутри цитадели.
Дорога, едва белея в сгущавшихся сумерках, вела не к замку, а к небольшой деревеньке, смутно темневшей невдалеке. Окруженная частоколом, она казалась вымершей, но Конан и Бёрри прекрасно знали, что, как только заалеет небо на востоке и заорут первые петухи, проснется и жизнь в этом маленьком мирке, отгородившемся заостренными кольями от дикого леса.
Ворота были уже заперты, но Мергит указала рукой на едва заметную тропку, огибавшую частокол. Вскоре вороной остановился перед густыми зарослями ольшаника, в которых терялась узкая тропа. Легко соскочив с коня, старуха уверенно раздвинула кусты и, махнув Конану рукой, скрылась в зарослях. Вороной, осторожно переступая, медленно двинулся за ней.
Отводя от лица упругие ветки, Конан подъехал почти вплотную к частоколу. Мергит что-то нащупала в темноте, и часть ограды тихо распахнулась, пропуская их вовнутрь. Бёрри, поспешая сзади, одобрительно пробормотал: «Ну и бестия эта старуха, клянусь Митрой!»
Тем временем Мергит, неслышно двигаясь по едва заметной тропинке, вывела их к небольшому темному дому. Его дверь подпирала толстая жердь, а все окна были наглухо закрыты толстыми ставнями.
— Ну, вот и пришли, — негромко сказала старуха, засовывая жердину под ветхое крыльцо. — Отведите лошадей в сарай, он за домом, около кустов, видите? Там есть и вода, и сено. Сами возвращайтесь в дом, только тихо.
Она исчезла за дверью, а Конан и Бёрри пошли к добротному сараю, видневшемуся невдалеке.
— Ого-го, да тут еще для пары лошадей местечко найдется! — Бёрри разнуздал свою Зольду и, подбросив ей охапку душистого сена, встал в дверях, поджидая Конана, — Хоть эта Мергит немного не в своем уме, нам, похоже, повезло, что мы ее встретили. А уж как я поначалу испугался ее псов, и сказать даже не могу! Ну и твари! Не хотел бы я перебежать им дорожку. Ну что, пошли?
Конан вышел из сарая и неслышно притворил тяжелую створку дверей. Бёрри, прижимая к груди последнюю флягу, шел к дому, горестно бормоча:
— Эх, Кларе, старина, что же ты не положил одним мешочком больше! А то вина — сколько хочешь, зато припасы кончились…
Все еще вздыхая, он отворил низкую дверь и вошел в дом. |