И странный закрученный рубец на тыльной стороне, у основания большого пальца — мужчина всегда пощипывал его, если нервничал, — так вот, это место побагровело, почти воспалилось.
— Шадрах, ты расстроен, или я ошибаюсь?
Он тут же выдергивает руку.
— Я сделал промашку, Николь.
Великая печаль обвила его холодной змеей, и ладони сжались в кулаки.
— Ты о чем, Шадрах? Ну-ка, объяснись!
Кажется, он готов заговорить, но вдруг устремляет взгляд мимо тебя, и тотчас же в ноздри бьет густое, мускусное, не слишком приятное… Точно так же пахло на квартире у Ника. Ты отводишь глаза от канала: над вами стоит сурикат и внимательно смотрит сверху вниз. В нем около четырех футов роста, но вид получается до нелепого угрожающий. На рыжеватой шкуре белые пятна. Лапы, наполовину преобразованные бионерным искусством в руки, нелепо висят по бокам. Глаза черные и влажные. Ты отворачиваешься: досадно, что у какого-то зверя взгляд оказался сильнее.
Шадрах тебе улыбается, но улыбка выходит слабая, болезненная, как если бы он разрывался между двумя крайностями.
— Ну, то есть, — с трудом цедит мужчина, — не надо было с тобой заговаривать. А брат еще найдется, я даже не сомневаюсь, если тебя это хоть немного утешит.
Он поднимается, наклонившись, берет суриката за лапу и очень скоро теряется в толпе. Со стороны непонятно, кто кого увел. Шадрах не оборачивается, и становится страшно: он ушел насовсем.
Над высокими стенами угасает солнце, и дирижабли, словно гигантские воздушные киты, пуская фонтанчики водорода, спешат причалить на ночь. Розовато-лиловый, электрически красный и металлически зеленый цвета заката безжалостно режут сердце.
Глава 5
Утро приходит с чересчур яркими лучами, бьющими сквозь полутемные окна, блаженной мыслью «сегодня выходной» и стуком в дверь.
Звук повторяется, хотя на улице ни свет ни заря. Накидываешь купальный халат, приглаживаешь волосы двумя взмахами гребня, бормочешь команду кофеварке. Стук повторяется — детский, негромкий, неуверенный. Конечно, это ребенок, а кто еще не дотянулся бы до звонка?
Хватит ломать голову. Хлопок в ладоши, и дверь понемногу становится прозрачной, начиная сверху. Все происходит дразняще медленно. На уровне глаз ничего нет. А ниже — вроде бы синеет, шевелится? Появляются кончики синих ушей и часть не то рукава, не то извивающегося шланга.
— Кто там? — окликаешь ты, хотя это выяснится через несколько секунд.
— Служба доставки, — приглушенно доносится с улицы.
— Какой доставки?
Ответ является во плоти, поскольку дверь становится совершенно прозрачной — разумеется, только изнутри, — а за ней, не стесняясь твоего пристального взгляда, стоят ганеша и сурикат.
На темно-синем ганеше — цилиндр и безнадежно устаревший смокинг. Бедняга сурикат облачен только в собственную шкуру. Сняв шляпу, его спутник одним неуловимым движением перемещает ее из правой верхней руки в правую нижнюю, оттуда в левую нижнюю и в левую верхнюю. Между тем синий хобот извивается любопытной змеей. Глаза сверкают ярким золотом, во рту торчит пара маленьких бивней. Ниже пучится брюхо, короткие толстые ноги заканчиваются сплющенными ступнями.
Незваные гости так похожи на рисованных героев, что ты не удивишься, если они возьмутся тараторить плохо дублированными голосами, двигаться на полуторной скорости, танцевать и резвиться, словно грубо сработанные игрушки. Для развлечения. Для услуг. Потехи ради. Но ничего такого не происходит. Они стоят на пороге, ожидая внимания. Тебя пугает их неторопливая обходительность. Этого танца тебе не понять, этот образец не повторялся слишком часто, чтобы корабельным моллюском прижиться в извилинах твоего мозга. |