А есть и земли, на которые наступают пески, и там уже нельзя возделывать растения, ибо все равно их потом засыплет песок, а на поливы зря уйдет много воды.
Как взошло солнце, я отправился на север от своего кампуса. Прошел Бинэк, запасся съедобными кактусами и водой и добрался до первой из равнин. Солнце уже зависло над самой макушкой, когда я приблизился к руслу Серого крика, где пока еще самое влажное дно. Ну, думаю, славно: можно здесь бобы возделывать, берег-то пологий, плавно приводит к крику, удобно будет воду добывать для полива. Шел так вдоль русла, искал яму поглубже, чтобы запас питья пополнить, и вдруг вижу: лежит впереди что-то яркое, блестит. Пригляделся – воин в тяжелых доспехах и с оружием. Но не двигается. Ну, думаю, просто отдыхает в местечке посвежее, прикорнул с усталости гвардеец… А сам все иду – ближе, ближе. Уж шагов десять до него осталось, когда понял: мертвый он. Кровь сразу не увидел: она под него затекла, а вот следы в глаза бросились. Ведут следы от воина в сторону степи по плотной светлой земле, в каждом углублении немного крови засохшей выделяется, темно-бурой такой… Меня аж передернуло. Что с воином случилось, думаю, неужели вторглись войска Бахарама? Но вроде бы Ваше Величество… вроде дружим мы с ними, торгуем, вреда друг дружке не причиняем. Посмотрел я сперва воина: ничто ему уже не могло помочь. Дырка в затылке, словно толстенной пикой разворотили, но пикой было бы довольно ровно, а у него – как будто мотыгой ковыряли. И на лицо взглянуть страшно: будто перед смертью он что-то такое жуткое увидел, чего не видывал раньше никто…
Пошел я по следам кровавым, и привели они меня в воинский лагерь. Это я по флагу понял, который между шатрами на шесте висел. Тишина в лагере, ни звука, только шелестит ткань: незашнурованные входы в шатры легким ветерком колышутся. Всюду одежда, оружие, стрелы разбросаны. Провизия валяется, рассыпанная и раздавленная. Все кувшины из-под воды расколочены, сухие осколки валяются, все большие бурдюки порваны, и тоже сухие. Знать, думаю, еще утром все это случилось, раз вода высохнуть и впитаться в глинистую почву успела.
Вошел в один шатер, в другой – одинаковая картина. О, боги Средних Мест! Куда же, думаю, мужчины подевались? Никого. Пусто. Кавардак в шатрах, все так же перевернуто, как и между ними. Во втором шатре, правда, опять много пятен высохшей крови обнаружил. Там еще довольно много одежды женской было, но я подумал, что не могла сразу у всех Нехороших Девок кровь пойти в положенное время из причинных мест, не бывает так. В общем, совсем непонятно, хотя и предчувствуется что-то очень нехорошее…
А за шатрами, у очагов, я и нашел паука. Дохлый многоногий, Ваше Величество, лежал в канаве для отбросов. Но не обычный большой, а огромный… даже не знаю, как точно передать его размеры… лапы-то я измерил: лег сам возле них – считай, по росту моему, и еще полроста в длину. Лапы толстые такие, прочные: я нож свой, не боевой, правда, попытался воткнуть, но не вошло лезвие и на палец, кончик откололся. Мохнатые лапы, много волосков на них росло, и заканчиваются – ни за что не поверил бы, если бы кто-нибудь мне о таком рассказал, Ваше Величество! – острыми, как мотыга, пальцами, по два на каждой. Как длинные ногти у красоток, но гораздо более опасные: по шее такими ногтями – и отлетит голова прочь, как отрубленная! Я таких многоногих ни в своих краях, ни в чужих землях никогда не видел.
А на туше многоногого, на брюхе и спине, были глубокие раны, в одной торчала пика, а еще в одной – топор. И арбалетными стрелами туша была утыкана часто-часто. Тут я все понял и даже загордился, какие у Вашего Величества воины храбрые и крепкие: такое чудовище завалить… да попадут души их в Сладостное Место! Вокруг адского создания колыхалась еще какая-то жижа: наверное, его кровь, мозги и мясо вперемешку; мне аж тошно стало.
Ну, а как оклемался, пошел дальше, искать хотя бы следы воинов отряда. |