— Слования взбудоражена, — начала Зимка, подставляя девушке руку, ловкими округлыми движениями та принялась втирать благовония. — Это что-то небывалое и… не побоюсь сказать… — Ядовитый взгляд на запыхавшуюся даму, что все еще топталась по постели, не умея управиться с пологом, многое открыл Золотинке в сложных отношениях внутри толпенского двора. — Рот мне никто не заткнет, — продолжала Лжезолотинка, задиристо встряхивая жаркий вихрь волос, — я скажу: слышится что-то зловещее, недоброе. Вот толкуют: блуждающие дворцы. За кем же они блуждают? Была я в Святогорском монастыре как раз, когда земля затряслась под Речицей, — меньше ста верст, говорят. Я сама могла бы застать дворец, если бы поспешила, он стоял три дня, на четвертый разрушился, тысячи ротозеев погибли… Слушай, тебя что, комары не кусают? — удивилась вдруг государыня, оборвав свои прочувственные разглагольствования.

— Не-ет, — пролепетала Золотинка, застигнутая врасплох. На нежных ее щечках легко проступала краска — до глупости легко. — Нет, не замечал. А что?

Что! И девушки и грузного сложения дама то и дело приплясывали, подстегнутые дурным въедливым писком, один пигалик ничего такого не замечал. Золотинка слишком хорошо знала «что», почему не кусают ее комары, не осмеливаются даже садиться, но совершенно не ожидала, что рассеянная, сосредоточенная на себе Зимка может проявить столь необычную наблюдательность.

Пришлось Золотинке тотчас же приманить комаров и оглушительно съездить себя по щеке, чем она и комара прихлопнула, сразу двух, и наказала себя за неосторожность, и щеку разрумянила естественным образом, так что не нужно было других оправданий.

— Совершенно с вами согласен, государыня, — сказала Золотинка, не останавливаясь больше на скользком вопросе о комарах, — блуждающие дворцы это западня. Если люди гибнут, и во множестве гибнут, то западня, гибнут и все равно идут — ловушка.

Государыня любезно выслушала пигалика и кивнула. Сенная девушка в дверях тем временем ловила взгляд:

— Принесли траву. На пол. Можно впустить?

Занятая своим, государыня не совсем даже и уяснила, что ей толкуют, она более отмахнулась от докуки, чем распорядилась. Однако сенная девушка уже впустила принаряженную, раскрашенную румянами и белилами хозяйскую дочь с охапкой только что срезанной зелени. Следом явилась уж не охапка, а настоящий стожок пахнущей лугом и речной свежестью травы: растопырив ручонки, маленькая служаночка целиком пропала за зеленой копной. Похоже, она ничего не видела, по чрезмерному усердию лишив себя возможности разбирать дорогу и лицезреть великую государыню. Чудом не споткнувшись на пороге, у порога она и остановилась в виде снабженного ногами стожка.

А хозяйская дочь, не спуская масляного взгляда с государыни, принялась ронять донник по комнате, раз за разом выпуская из расслабленных рук его жесткие духовитые стебли. Взволнованная до припадочного дыхания, чувствительная девица, как видно, не обращала внимания, что делает, не застилала пол ровным слоем, а, едва что замечая, кроме великой княгини, прокладывала дорогу к постели и здесь в двух шагах от княгини обомлела, в бездействии с пустыми руками.

— Всё? — снисходительно усмехнулась государыня, отлично понимая, отчего так неровно дышит деревенская простушка. — Ну, иди, иди, — пыталась она привести в чувство девицу, — иди, — нахмурила она брови, выказывая признаки нетерпения.

Слезы проступили на глазах девицы от напрасного усилия выразить себя словом; восторг и трепет, некая душевная сладость, предчувствие неясного чуда, которое должно было воспоследовать от одной только близости к государыне, стесняли дыхание… и хозяйская дочь, по видимости, начисто забыла, что внушали ей жарким шепотом отец и мать.