И он уходит, закрыв за собой дверь.

Толкаю дверь справа: за ней гостиная, где папа проводил почти все время. Тут же всплывает воспоминание: вот он сидит в кресле, постепенно слабея, пока болезнь завладевала им. Прохожу в небольшую столовую, где мы обычно обедали, а я делала уроки, мечтая стать адвокатом. В конце коридора – крошечная кухня. На стене по-прежнему висят старые деревянные часы, но они давно остановились. Выглядываю в окно: небольшую прямоугольную лужайку недавно кто-то подстриг.

Поднимаюсь на второй этаж. Моя спальня прямо над гостиной, в соседней ночевал папа, она расположена над столовой. Только сейчас я понимаю, что моя комната больше. Над кухней ванная цвета зеленого авокадо, который я всегда ненавидела, под лестницей – чулан, а все вместе это обычный жилой дом.

На кухонном столе лежит конверт. Открываю его и достаю листок бумаги.

Дорогая Амели,

Во-первых, примите мои искренние соболезнования в связи с вашей утратой.

Во-вторых, с возвращением. Надеюсь, вы найдете дом чистым и уютным. К вашему приезду я заново подключил воду и электричество. Я также взял на себя смелость купить новые чайник и тостер, а в холодильнике и шкафах есть продукты на первые несколько дней, если вам вдруг не захочется выходить из дома.

Могу я предложить встретиться в моем офисе в понедельник в 11 часов утра? Если по каким-то причинам вам это не подходит, пожалуйста, сообщите мне по указанному ниже номеру, и мы перенесем встречу.

Очень надеюсь познакомиться с вами,

с уважением, Энтони Барристон

Положив письмо на стол, я в полной тишине наливаю себе чай. Наполняю чашку, смотрю, как чайный пакетик кружится в кипятке, добавляю молока.

Внезапно все это кажется невыносимым – не только доброта Энтони Барристона, но и возвращение в дом, где я столько лет прожила с папой, и чай, заваренный в его чашке. Я опускаю голову на кухонный стол, позволяю пролиться слезам и плачу, пока они не заканчиваются.

Чай остыл. Я наливаю еще одну чашку и, прислонившись к столешнице, пью, вдыхая аромат и поглядывая в окно над раковиной. Поставив чашку на стол, беру ключ от задней двери – на прежнем месте, в том самом ящике. Отпираю дверь, распахиваю ее и выхожу на улицу. Меня окутывает запах свежескошенной травы, и я вдруг возвращаюсь в непроглядно-темную комнатушку, а тюремщик наклоняется ко мне и ставит на пол поднос.

Отмахнувшись от жуткого воспоминания, осматриваюсь: за дверью небольшая мощеная площадка, серая и пустая, за ней пестрая трава и забор, покосившийся внутрь. Я не помню, как играла в детстве в этом садике. Смутно вспоминается только зеленая скакалка, которую папа подарил мне на день рождения.

Готовлю себе еду, несу ее в столовую. День выдался долгий, я чувствую, что буквально отключаюсь. Может быть, здесь, в доме моего детства, я наконец смогу поспать.

Наверху я беру постельное белье из комода в папиной комнате, где всегда держала его. Чувствую легкий затхлый запах. Не знаю, работает ли еще стиральная машина, но я слишком устала, чтобы разбираться с этим сейчас. Ложусь на матрас своей детской кровати и укрываюсь одеялом. Занавески задернуты, дверь плотно закрыта, но я все еще вижу полку на противоположной стене и ряд книг, подпертых с одной стороны моей шкатулкой для украшений, а с другой – жестяной коробкой из-под печенья, где я хранила другие свои сокровища. Закрываю глаза. С тех пор как я оказалась на свободе, прошла неделя, но я еще ни разу не спала дольше двух-трех часов подряд.

Я принимаю решение: завтра пойду по магазинам, куплю мусорные мешки, переверну весь дом, разберу одежду, которая здесь осталась, что смогу – отдам на благотворительность, прочее – в переработку. В понедельник после встречи с мистером Барристоном съезжу в центр Рединга и куплю все новое: постельное белье и полотенца, посуду и столовые приборы. Обдеру обои в моей комнате и выкрашу стены в бледно-голубой, как напоминание о моей комнате в доме Кэролайн.