А рядом с Церетели лепит из глины русских царей другой Церетели — его сын. А у жены сына есть брат Лабас Гогоберидзе. У Лабаса есть дядя — Гиви Гогоберидзе. Этот Гиви каждый день видит президента Грузии. Открывает ему дверь и даже может что–то сказать. А вы признайтесь: можете вы сказать что–нибудь своему президенту?.. Нет, не можете. Я тоже не могу. Ну, вот — теперь вы видите, как много надо денег. Я дам вам список этих важных персон, их будет десять. Может быть, двадцать.
— Ну, двадцать — многовато, а если десять, то ладно. Дайте их банковские счета. Может быть, мне удастся для них кое–что сделать. Но я могу работать только на своем компьютере, а он в Москве. Скоро вы нас отпустите из своего плена?
— Понимаю. Я вас понимаю. Человек не птица, но и он любит свободу. Пока отдыхайте, а мне надо думать.
Они разошлись, но скоро явилась грузинка, сказала:
— Хозяину плохо. Болит голова.
Катя пошла с ней вниз. Автандил с мокрой повязкой на лбу лежал на диване. На спинке кресла валялся его жакет. В кармане блеснула золоченая полоска коробочки, в которой хранились иголочки с паралитическим веществом. Подсаживаясь к полковнику и склоняясь над ним, Катерина как бы ненароком сунула пальчики в карман и захватила коробочку. Перебросила ее в карман своего жакета. И обхватила голову полковника своими теплыми мягкими руками. Автандил любил эти прикосновения, слышал, как от них по всему телу растекался живительный ток.
— Болит. Опять болит!..
Лицо было багровым, глаза налились кровью.
— Надо измерить давление, — предложила Катя.
— Да, да. Вон там в шкафу — прибор. Японский, электронный.
Екатерина ловко настроила на руку повязку, накачала воздух. Цифры показали: 260 на 130.
— Нужно вызывать врача. Давление очень высокое.
— Не надо врача! Позови девочку, она может делать укол. Пусть принесет ампулу папаверин с дибазолом. — И сам закричал: — Зура!..
Девочка принесла железный ящик со шприцами, стала налаживать укол. И пока она выбирала из пахнущей спиртом ваты нужную иглу, засасывала из ампулы лекарство, Катя достала коробочку и в момент, когда Зура делала укол в ягодицу, ткнула и золоченую иголочку. Через минуту Автандил потерял сознание. Зура растерялась, забегала по кабинету, а потом кинулась к двери, стала звать на помощь:
— Нукзар! Нукзар!..
Катя подошла к телефону, хотела позвонить, но в комнату, как очумелый, вбежал кавказец лет тридцати, кинулся к полковнику.
— Что с ним?
Зура показывала шприц с иглой:
— Я делала укол. Он просил, и я делала.
— Что за укол?
Кавказец схватил ампулу, там значилось: папаверин с дибазолом.
— А другое лекарство — ты вводила?
— Нет, ничего не вводила. Только это. Но я и вчера, и раньше — почти каждый день делаю укол.
— Надо везти в больницу, пока не поздно, — предложила Катя.
Кавказец повернулся к ней:
— Вы майор Катя?
— Да, я его заместитель. Надо срочно везти в больницу.
— Больница далеко, в Александрове. У меня есть права, но — грузинские. Вы можете вести машину?
— Конечно. Но я не могу оставить здесь того человека, который на втором этаже. Я за него отвечаю, он должен всегда быть со мной рядом.
Нукзар растерялся, он тоже боялся отпустить от себя Олега. Грузин хотя и не знал всего существа задуманной его шефом операции, но понимал, что Каратаев его пленник, и, как поступить в сложившейся обстановке, кавказец не знал.
Катерина, видя его замешательство, решительно заявила:
— Где машина? Зовите американца, несите полковника в машину. |