— Я не спрашиваю вас, любите вы или не любите притворяться. Важно другое: умение играть роли. Вот как наш полковник — гениально сыграл роль Сталина.

— Говорите яснее: что вам от меня надо?

Майорша задумалась, отвела взор в сторону. И потом заговорила серьезнее:

— Артур, давайте знакомиться: меня зовут Катерина. Есть, конечно, и фамилия, да она пока вам не нужна. Мы тут любим секреты. Работа такая. Ну, так вот — Катерина. И возраст у нас примерно одинаковый. Можем стать друзьями. Но может у нас с вами выйти и другой вариант: вам дадут двенадцать лет строгого режима, и вы уедете далеко. Азик–то ваш того… в лучший мир полетел. Так что вы сейчас в руках Сталина, — ну, полковника, значит, нашего начальника. Ему, видите ли, нужен человек с внешностью араба и знанием арабского языка. Но не просто нужен араб, а еще и артист, — чтобы, значит, роли всякие умел играть. Они, эти роли, не ахти уж какие, однако же, требуют кое–каких способностей. Ну, как — сумеете?

— Не знаю. Если, скажем, ревизора или Чичикова, то я, пожалуй, не сумею, а если попроще — может, и получится. Мое положение обязывает. Тут любого гопака спляшешь.

— И ладно! А теперь — с Богом. Пойдемте.

Поднялись на четвертый этаж. Тут было пустынно, хранилась торжественная тишина. Двое часовых с улыбкой встретили Екатерину, вытянулись по стойке смирно. Две створки в стене бесшумно скользнули, и Артур увидел Сталина. Это был действительно Сталин; он стоял на ковре посреди комнаты, раскуривал трубку и не взглянул на вошедших. Екатерина подошла к нему:

— Мне остаться или…

— Останьтесь, — сказал полковник тем самым глуховатым и неторопливым голосом, которым во всех кинофильмах говорил мудрейший из людей своей эпохи. И величественным жестом руки, в которой была зажата дымящаяся трубка, показал Екатерине на кресло у стены под портретом Суворова. Артур таращил удивленные глаза: он был поражен и обескуражен. Не мог понять, зачем тут такой маскарад? Ему казалось кощунством изображать великого человека на службе, да еще в милиции. Впрочем, мелькнула и другая мысль: это такой человек! Он не играет никакой роли и не виноват, что похож на Сталина. Грузины, как и многие кавказцы, имеют много общего, и не только во внешности, но и в манерах, особенно же в произношении русских слов.

Трубка потухала, и полковник ее раскуривал. Раскуривая, он кидал быстрые взгляды на стоявшего у двери Артура и, казалось, пытался вспомнить, где они встречались.

Проговорил тихо:

— Ви араб?

— У меня отец суданец.

— Суданец? Что это за народ такой — большой, маленький?

— Не очень большой, но… нас много. В Африке наша страна в среднем течении Нила.

— Нила? Это река такая?.. У нас Кура, а еще Волга есть, а еще Днепр, а у вас — Нил? Хорошо. Это очень хорошо. А ви суданский язык знаете?

— Да, господин полковник. Знаю.

Полковник прошелся возле стола, кинул взгляд на Екатерину и затем спросил:

— Молчать умеете?

— Молчать?

— Да, молчать.

— Если надо — буду молчать.

— А если надо делать важный вид. И делать страшные глаза. Так, чтобы вас боялись — ви так можете?

— Не знаю, но если попытаться…

— Не пытаться надо, а делать, делать… Смотреть и пугать. Пусть думают, что ви шах, шейх или какой–нибудь багатый Махмуд. Ви так умеете?

— Пожалуй, сумею, — вдруг осмелел Артур.

Полковник точно таракан пошевелил правым усом. И повернулся к парню.

— Ого! Смелый ответ. Люблю решительных людей.