Артур не стал расспрашивать, что это за задание, справится ли с ним — ждал дальнейших разъяснений, но и майор ничего больше не говорила. Пригласила к себе в кабинет. Здесь села за свой просторный стол, а ему предложила кресло. Смотрела в глаза — доверчиво, проникновенно.

— Во время войны, — заговорила негромко, — летчики–истребители ходили парой: один ведущим, другой ведомым. Мы с вами тоже истребители и будем ходить парой. Пока я буду ведущей. А там дальше посмотрим. И вот еще что, забыла у вас спросить: вы некоторое время жили в Судане, а там, как я понимаю, говорят не только на суданском, но и на английском и французском. Не знаете ли еще и эти языки?

— Не в совершенстве, но изъясняться с французами и англичанами могу.

— Батюшки! — всплеснула она руками, — так это же здорово! А я уж хотела подключать в нашу группу людей и с этими языками. Выходит, сами будем обходиться. Ах, как это хорошо! Вы даже не представляете.

После минутной паузы добавила:

— У нас, видите ли, очень важно… работать без лишних свидетелей. Такие уж мы… конспираторы.

Поднявшись из–за стола, властным голосом проговорила:

— Ну, ладно. До завтра. А завтра с утра к вам придет парикмахер, будет вас гримировать.

Парикмахер натянул на Артура парик, означавший гладкую как женская коленка голову и ловко приклеил рыжую бороду. И как раз в момент, когда парикмахер заканчивал свое волшебство, к Артуру зашла Екатерина Михайловна. В первую минуту она была серьезной и внимательно Артура оглядела. Но потом вдруг громко рассмеялась. И сквозь душивший ее смех проговорила:

— Вы роман «Угрюм–река» читали? Помните, там есть парикмахер–кавказец. У него была такая вывеска: «Стрыжом и брэим, Ибрагим–оглы». Помните?..

Она засмеялась еще пуще и коснулась пальчиками парика. И затем, подсаживаясь к нему, стала говорить о цели предстоящей операции и о том, что впереди у них и другие подобные вылазки, — они должны менять тактику и свой внешний вид.

— В Москве налажена торговля русскими девушками, — есть несколько очагов этой страшной преступной деятельности; в одном из них мы должны сегодня вечером пошуровать.

И рассказала, как они будут шуровать, какие их ждут неожиданности, — словом, провела боевой инструктаж. Артур слушал ее, затаив дыхание, дивился, как это такая молоденькая, хрупкая женщина выполняет такую опасную мужскую работу. И, может быть, потому, что она была и моложе его, и казалась такой беззащитной, он делал вид, что ничему не удивляется и ничего не боится.

Они обедали вместе, а после обеда Екатерина Михайловна посоветовала Артуру прилечь на диван и два–три часа отдохнуть. Сама же пошла к себе, а в седьмом часу зашла за ним. На ней был зеленый плащ и кокетливая шапочка, — впрочем, не очень броская, и даже чем–то напоминавшая убор старинных провинциальных барышень.

Спустились на лифте в коридор, где не было людей, и затем вышли во двор, — и тут было безлюдно, — и сразу же сели в большой и новенький автомобиль иностранной марки с затемненными стеклами. В салоне кроме шофера было еще два парня в штатской одежде. Молча поздоровались и так же молча ехали до Тверского бульвара. Здесь майор и Артур вышли; Екатерина Михайловна сбросила плащ и кинула его водителю. И тут Артур увидел настоящую Екатерину Михайловну, а не ту, которая была в милицейской форме. Красота ее головки и личика, и совершенство форм были поразительны. Блестящая хромовая юбочка смотрелась колоколом и выше всяких пределов обнажала ноги, о которых, видимо, и сказал Пушкин: такие ножки едва ли сыщешь во всей России две или три пары. Пушкин, конечно, мудрец, и гений, а гении не ошибаются, но в данном случае он против правды сильно погрешил.