Для начала в Бутырку его, в сизо закатаем, а там и подальше спрячем. Если уж Гусинского к Ибрагиму пихнули, то этого–то… как–нибудь.
— Да за что? — изумилась Екатерина.
— Как за что? За все хорошее, что он делает в институте. Институт–то в центре Москвы стоит, охотников снять в аренду помещение там много. И все больше иностранцы рыскают, а у них долларов куры не клюют. Вот он и пухнет, как клоп, этот завхоз института. С ним заодно и директор трудится, а там и чиновников из министерства с десяток подкармливают. А институт тем временем сокращают, сокращают. Закрывают лаборатории, — не нужны им лаборатории, — и студентов все меньше. Площадь–то у них и высвобождается. Денежки рекой текут. Система! Мы теперь такую систему наладили: кто был завхоз, тот стал совхоз. Мы и в этом Америке нос утрем. Ничего, ничего, как говорил Островский, на всякого мудреца хватит по милиционеру. Мы у него вежливенько спросим: что да как, да на какие шиши этакие теремки воздвигаешь? Он и скукожится. Если уж Гусинскому местечко показали, — на пару денечков, а показали! — то этому–то уж… как–нибудь. Он нам эти домики–то и сам подарит. Пусть в нем и сидит наш золоторукий хрекер. Нам за ним полегче будет приглядывать.
— Хакер, — поправила его Катя.
— Какая разница! Хакер, хрекер…
Старрок дал Тихому инструкции, где да кого поставить, да чего следует опасаться, и сказал на прощание:
— Пока–то они еще не очухались и долго будут чесаться, а мы их тут уж и ждем–пождем.
Кто это «они», генерал не растолковал, повернул назад свою экспедицию, и тут возле Катиной машины предложил ей:
— Я поеду с вами. Нам говорить много надо, а уши моего шофера ни к чему.
И зашел с той стороны, где был руль. Кате же показал место рядом. Подполковнику Тихому бросил последнюю команду:
— Вы тут и себе подыскивайте жилье. Будете при Объекте неотрывно.
И они поехали.
Если бы записать на пленку разговор, который по дороге происходил между Катей и Старроком, то получился бы спектакль одного актера. Говорил все время один генерал. И говорил, торопясь и волнуясь, — и потому местечковая лексика, усвоенная им с молоком матери, была здесь выпуклой и немало забавляла нашу героиню.
— Майор Катя!.. Мне можно вас так называть?.. Скоро вы станете подполковником, вы будете получать много денег, как самый важный резидент, но пока вы майор, и это очень хорошо. Я тоже был майором, и мне тоже было хорошо.
— Да, но вы очень скоро стали генералом. И, как я читала в одной книге, — кстати, ее написал Петр Трофимович, — служили у Собчака в Петербурге.
— Да, об этом написали в книге? Это интересно. Я не читал, но вы мне дадите эту книгу и я почитаю…
Он, конечно же, читал роман «Бешеные миллионы», но признаться в этом не хотел. На минуту потерял ход мысли. Затем продолжал:
— Майор Катя, голубушка, — вы такая умная, и такой счастливый женский экземплярчик… В это уж поверьте. Это говорю вам я, который много жил, кое–что видел. Всегда любил искусство, читал Достоевского… Красота спасет мир и так далее. Мы будем ехать целый час, я буду вам говорить, и вы много узнаете полезного. Если, конечно, будете хорошо слушать.
— Я очень хочу много знать! — воскликнула Катя, предвкушая большие откровения генерала.
Генерал на мгновение смолк, пытаясь уяснить для себя значение и смысл восторженной речи майора. Но толком ничего не поняв, пустился в дальнейшие откровения.
— Вы служите в милиции, носите погоны и, как всякий честный человек, верите, что служите государству. |