– Я всегда боялась пауков?

– Сколько тебя знаю. Может, ты в прошлой жизни была Мисс Маффет.[3]

– А если?…

– Я же пошутил, Ди! Если человек боится высоты, это еще не значит, что он погиб, упав с крыши, сто лет назад.

Не успеваю я опомниться, как уже рассказываю Фицу о лимонном дереве. Живописую, как на голову мне ложился венец раскаленного воздуха. Как кроваво‑красно горела земля, в которой росло дерево. Как я могла прочесть буквы ABC y себя на туфлях.

Фиц внимательно выслушивает меня, скрестив руки на груди. С таким же деланным участием он слушал, как я, тогда еще десятилетняя девочка, увидела у своей кровати призрак индейца в позе лотоса.

– Ну, что я могу сказать, – наконец говорит он. – По крайней мере, кринолина ты не носила и из мушкета не стреляла. Возможно, ты вспомнила что‑то из этой жизни – что‑то давно забытое. Сейчас многие изучают феномен восстановленной памяти. Если хочешь, я могу заняться этим вопросом.

– Я думала, что восстановленная память касается травматических опытов. Как меня могло травмировать цитрусовое дерево?

– Лаханофобия, – отвечает он. – Это страх овощей. Логично предположить, что остальных ступенек пищевой пирамиды тоже можно бояться.

– И сколько, ты говоришь, родители потратили на твое обучение в Лиге Плюща?[4]

Фиц, улыбнувшись, берется за поводок.

– Ладно. Где ты хочешь, чтобы я проторил тропинку?

Он знает алгоритм наизусть. Он снимет свитер и положит его внизу, у лестницы, чтобы у Греты был образец запаха. Потом он побредет куда глаза глядят, на три мили, или пять, или все десять, сворачивая в переулки, на проселочные дороги и в посадки. Я дам ему фору в пятнадцать минут, после чего мы с Гретой примемся за работу.

– Сам решай, – отвечаю я в полной уверенности, что, куда бы он ни отправился, мы все равно его найдем.

Однажды мы с Гретой искали беглеца, а нашли его труп. Мертвое тело сразу же перестает пахнуть как живое, и, приближаясь к нему, Грета понимала, что что‑то не так. Парень свисал с ветки векового дуба. Задыхаясь, я упала на колени, терзаясь одним вопросом: насколько раньше я должна была прийти, чтобы предотвратить это? Я была в таком шоке, что не сразу заметила реакцию Греты. Та свернулась калачиком и скулила, зажав нос лапами. Впервые в жизни она обнаружила то, что не хотела находить. И не знала, как ей быть с этой находкой.

Фиц водит нас кругами: от пиццерии – к самому сердцу главной улицы Векстона, за заправку, через узкий ручеек, по отвесному склону к вымытому водой оврагу. Находим мы его в шести милях. Я по колено в воде. Грета замечает его, сидящего на корточках, в жидком подлеске, чьи влажные листья блестят, словно монеты. Фиц хватает плюшевого лося, с которым Грета особенно любит исполнять команду «апорт!», и бросает его подальше – это награда за успешно выполненную операцию.

– Кто тут самый умный? – поет он. – Кто самая умная девочка?

Я отвожу его домой, потом еду забирать Софи из школы. Дожидаясь звонка, я снимаю ожерелье. Пятьдесят два камушка – по одному на каждый год, который мама провела бы на земле, если бы не погибла. Я перебираю их, как будто это четки, и молюсь, чтобы мы с Эриком жили счастливо, чтобы с Софи не случилось ничего плохого, чтобы Фиц нашел себе спутницу жизни, чтобы папа не болел. Когда желания заканчиваются, я начинаю нанизывать воспоминания – по одному на жемчужину. Тот день, когда она привела меня в зоопарк, на площадку молодняка; все воспоминание зиждется на единственной фотографии, которую я увидела пару дней назад. Мутная картинка: она босиком танцует на кухне.