В свои неполные шестьдесят отец по‑прежнему красив; он, кажется, вообще не зависит от возраста, и его черные, с проседью волосы и тело бегуна никогда не претерпят никаких изменений. Хотя на такого мужчину, как Эндрю Хопкинс, женщины вешаются гроздьями, на свидания он ходит нечасто и повторно так и не женился. Он раньше часто говорил, что главное в жизни мальчика – найти свою девочку, а ему повезло встретить свою в родильном отделении больницы.

Он подходит к плите и заливает растолченные помидоры пивом – одна из многих хитростей, которым его обучили в доме престарелых. Как ни странно, это срабатывает. Тот же старик, правда, советовал ему обвязывать горло Софи черным шнуром во избежание крупа, а ушную боль лечить ваткой, смоченной в оливковом масле и посыпанной перцем.

– Когда уже Эрик вернется? – спрашивает отец. – Мне надоело готовить.

Он должен был быть дома еще полчаса назад, но не предупредил, что задержится, и мобильный почему‑то не берет. Я не знаю, где он, но могу представить. В баре «Мерфи» на Мейн‑стрит. «У Кэллахана» на Норт‑парк. Или, скажем, в придорожной канаве.

В кухню входит Софи.

– Привет! – говорю я, и волнение за Эрика тает в лучах нашего маленького солнца. – Хочешь помочь нам?

Я протягиваю ей тарелку спаржи: она любит ломать стебли и слушать, как они хрустят.

Пожав плечами, она садится спиной к холодильнику.

– Как дела в школе? – задаю я наводящий вопрос.

Личико ее тотчас темнеет, как небо в июльскую грозу – быстро и густо. В следующий миг она поднимает глаза.

– У Дженники бородавки, – объявляет Софи.

– Какая досада! – отвечаю я, попутно пытаясь вспомнить, кто такая Дженника: та, у которой белоснежные косички, или та, чей папа держит кофейню в городе.

– Я тоже хочу бородавки.

– Вот уж не думаю.

В окне мелькают фары проносящейся мимо машины. Глядя на Софи, я пытаюсь вспомнить, заразны ли бородавки или это лишь миф.

– Но они зеленые! – хнычет Софи. – И очень мягкие! И у каждой есть нашивка с именем.

Судя по всему, производители мягких игрушек «Бини Бэйби» не придумали для своей новой коллекции названия поблагозвучней.

– Может, на день рождения…

– Ты и об этом забудешь! – укоряет меня Софи и, сорвавшись, убегает к себе в комнату.

И тут я вдруг замечаю красный кружок на календаре: родительское чаепитие в детском саду было назначено на час дня. В это время я как раз карабкалась на гору в поисках Холли Гардинер.

Когда у меня в начальной школе случались родительские чаепития, я просто не говорила о них отцу. Вместо этого я притворялась больной и сидела весь день дома, чтобы не видеть, как в класс по очереди входят мамы моих одноклассников. Я‑то знала, что моя в эту дверь никогда не войдет.

Софи лежит на кровати.

– Детка моя, – говорю я. – Мне очень жаль…

Она отрывается от подушки.

– А когда ты с ними,  – говорит она, по живому кромсая мне сердце, – ты думаешь обо мне!

В ответ я поднимаю ее и сажаю к себе на колени.

– Я думаю о тебе даже во сне, – говорю я.

Сейчас, когда ее крохотное тельце прижимается ко мне, сложно поверить, что, узнав о беременности, я подумывала об аборте. Я не была замужем, а у Эрика и без того хватало проблем. И все же я не смогла. Я хотела быть одной из тех матерей, которых невозможно разлучить с ребенком без грандиозного скандала. Мне кажется, моя мать была именно такой.