— Ну, ты меня знаешь, — радушно сказал Кавински. — Я просто ненавижу быть в одиночестве. Так что, трахнешь старушенцию, в которой сидишь, или так и будешь держаться с ней за ручку?

Ронан приподнял бровь.

Ноа произнес:

— Ронан, не смей. Гэнси прибьет тебя. Ронан…

Через открытое окно Ронан спросил ровным голосом:

— Ты собираешься гоняться с теми тенями, болгарский кусок дерьма из Джерси?

Кавински медленно кивнул на вопрос, будто соглашаясь, почесывая запястье, лежащее на руле. Он выглядел очень усталым или очень скучающим.

— Вот чего я никак не пойму. — Светофор моргнул красным, заставляя линзы его очков покраснеть. — Кто из вас сверху: ты или Гэнси?

Внутри Ронана разгорелось что-то черное, неторопливое и отвратительное. Его голос был цианидом и керосином, когда он сказал:

— Вот что произойдет: я выиграю у этой тачки, потом я вылезу из своей, а затем я выбью из тебя все дерьмо.

— Чувак, триста двадцать лошадиных сил говорят, что ты ошибаешься. — Кавински почесал шею. На нем была белая майка, и его выставленные на показ плечи были резко очерченными и прекрасными, как у трупа. — Но помечтай.

Его окно закрылось. Через тонировку цвета темного асфальта едва было видно, как он снял очки и бросил их на пассажирское сидение.

Весь мир сейчас превратился в светофоры над двумя автомобилями.

— Ронан, — предупредил Ноа, — у меня очень плохое предчувствие.

— Это называется быть мертвым, — ответил Ронан.

— Такие шутки смешны только живым.

— Хорошо, что я такой.

— Это пока.

Ожидание зеленого. Глаза Ронана не смотрели на светофор над головой, а следили за сменой сигнала на другой стороне. Когда красный сменился желтым, у него было две секунды, чтобы тронуться с места.

Ронан приотпустил ногу с педали сцепления, надавив на газ, держа машину на месте. Стрелка тахометра задрожала чуть ниже красной линии. Двигатель был живым, рычащим, гремящим. Этот звук заменил Ронану пульс. Из-под задних покрышек валил дым, который затем влетал во все еще открытые окна. Сквозь вой Свиньи Митсубиши Кавински была едва слышна.

На одну-единственную секунду Ронан позволил себе подумать о своем отце, о Барнс и о снах, из которых он вытянул столько всего невозможного. Он позволил подумать о той части себя, которая была бомбой. Фитиль её сгорал быстро, а сама она была разрушительной, практически ничего после себя не оставляющей.

Светофор на другой стороне улицы все еще горел зеленым. Светофор над головой загорелся красным как предупреждение.

Что хочет съесть его заживо.

Светофор на противоположной стороне загорелся желтым. Секунда. Его нога скользнула подальше от сцепления. Другая секунда. Рычаг переключения передач вспотел под его рукой.

Зеленый.

Машины сорвались с места, пересекая черту. Это было рычанием, рычанием, рычанием, и это было, как ни странно, смехом Кавински, прорывавшимся сквозь шум.

Переключение передач.

Митсубиши практически сразу вырвалась вперед. Уличные фонари по обе стороны мерцали и вспыхивали, измеряя жизнь электрическими вспышками света:

вспышка света

разлом асфальта

вспышка света

наклейка с эмблемой Аглионбая на приборной доске

вспышка света

глаза Ноа расширились

Они были телами под напряжением.

Как Ронан и рассчитывал, Камаро поравнялся с Митсубиши на второй половине пути. Двигатель бушевал на второй передаче. Чистое наслаждение затаилось где-то между второй и третьей передачей, где-то между четырьмя тысячами и пятью тысячами оборотов, кричащее вместе с тысячами крошечных взрывов под капотом.