Вот это было место, где Ронан не испытывал ничего, кроме незамысловатого счастья, мертвое и полое место в его сердце, где больше ничего не требовалось.
Рядом с ним просела Митсубиши. Кавински выжимал все до последнего, переключаясь с третьей передачи на четвертую. Как всегда.
Ронан этим не страдал.
Переключение.
Двигатели взревели по новой. Машина была религией Гэнси, и Ронан счел её достойным божеством. Её грациозный капот выступил перед Митсубиши. Создав расстояние между ними. Еще одна половина. Не осталось ничего, кроме этого места.
Ничто осталось и внутри Ронана. Прекрасное ничто, а за этим еще большее ничто.
Но…
Что-то было не так.
Окно Кавински поехало вниз. Его шея вытянулась, чтобы встретиться глазами с Ронаном в зеркале заднего вида, и он что-то завопил. Слова затерялись в шуме, но их смысл был ясен. Оскаленные зубы для П, а затем поджатые губы для Н. Радостное сплевывание проклятья.
Митсубиши рванулась вперед от Камаро. Уличные фонари змеей сползали по затемненным окнам, мерцая, попадая в расширившуюся щель.
Это было невозможно.
Ронан переключил передачу — единственную оставшуюся. Педаль газа в пол. Автомобиль, готовый развалиться на части, затрясло.
Митсубиши, не сбавляя скорости, удалялся. Вытянутая рука Кавински помахивала средним пальцем.
Ноа заорал:
— Невозможно!
Ронан знал цифры. Он ездил в Камаро. Он знал машину Кавински. Он побеждал машину Кавински. Чувства вернулись к нему, словно кровь в онемевшие конечности, то и дело, ударяя его.
Белая, словно клык, Митсубиши подалась вперед во тьму. Она была так стремительна, как ни одна другая машина. Она была так стремительна, что это было не скоростью, это было расстоянием. Как будто самолет был здесь, а потом вдруг там, в одно мгновение. Комета летела на одной стороне неба, а потом на другой. Митсубиши неслась рядом с Камаро, а потом её и след простыл.
Все так далеко зашло ради победы, что только двигатель был важен в Камаро. Из фонарей посыпались искры, жгучие слезы разлетелись по тротуару.
Всего какой-то месяц назад Ронан уделал в дым Мистубиши на худшем автомобиле, чем Камаро. Не существовало действительности, в которой машина Кавински была бы способна на такие представления.
Уличные фонари померцали над ними и погасли. В Камаро воняло, как в печи. Ключи болтались в замке зажигания, клацая металлом о металл. До Ронана медленно начало доходить, что его жестоко сделали.
Не так все должно было бы закончиться. Он пригрезил ключи, он получил Камаро, он переключал все передачи, а Кавинсвки — нет.
«Я нагрезил это».
— Теперь ты закончил, да? — поинтересовался Ноа. — Теперь ты остановишься?
Но сон исчезал. «Как всегда», — подумал он. Его радость растворялась, как пластик в кислоте.
— Остановись, — повторил Ноа.
Ничего не оставалось, только остановиться.
Но именно тогда ночной кошмар приземлился на крышу Камаро.
Первое о чем подумал Ронан — краска. Свинья превратилась в кусок дерьма, но краска осталась цела. И затем один из когтей ударил в ветровое стекло.
Неважно, во сне ли это происходило или на самом деле, ночной кошмар хотел одного: убить Ронана.
Глава 35
— Ронан! — закричал Ноа.
Перед ними расстилалась дорога, черная и пустая. Ронан наступил на педаль газа. Камаро ответила грубым и восторженным рычанием. Ноа вытянул шею:
— Не выходит!
На лобовом стекле формировалась длинная трещина от точки, где находился коготь ночного кошмара, как от его эпицентра. Ронан дернул руль туда-сюда. Камаро яростно занесло на обочину, тело перекатилось назад и вперед.
— Черт подери, — пробормотал Ронан, борясь за управление. |