— Сизый, — сказал Гущиков, позади меня, указывая на здоровяка.

А я и так уже почему-то догадался, что это Сизый. Я к краю обрывчика вышел, и увидел остальное.

На песчаной полоске берега Мишка лежал, а неподалеку от него ещё три тела валялись. Я с обрывчика спрыгнул, заскользив ногами в песке, да и поспешил к сыну.

А солнце между тем высунулось, аккуратным таким краешком, и на воде отсверкивало, и все вокруг золотистым сделалось.

Как моя тень на Мишку упала, он зашевелился, открыл глаза.

— Батя… — и он улыбнулся. — Она меня поцеловала…

— Кто — она? — я присел рядом с ним на корточки. Мог бы и не спрашивать: на губах Мишкиных виднелся слабый след губной помады, дорогущей такой, нежного оттенка, с жемчужными переливами. Только одному человеку могла такая помада принадлежать.

— Она… появилась… Сказала, ей так жаль, что она опоздала… Что сейчас ей спешить надо, но она обязательно будет со мной, и мы поедем, в Швецию… Спросила, чего я хочу… Я сказал, хочу, чтобы меня поцеловала… Если ей не противно, потому что я весь в грязи и крови… И она наклонилась, и поцеловала меня, долгим поцелуем… А я-то, дурак, не поверил тебе, что она вернется, в самые опасные места лез, смерти искал… Чуть не нашел, кретин, представляешь?.. Но этот, который меня подранил, он не далеко уплыл… — Мишка приподнялся на локте, поглядел на катер и улыбнулся, на этот раз не блаженно, а зло так, и довольно при этом. — Вон, видишь?.. Но теперь все хорошо будет… Теперь мы с ней в Швецию… В баньку на берегу фьорда… Дай мне только в себя прийти…

И его глаза закрылись.

— На носилки его, — негромко сказал кто-то.

Я оглянулся. Оказывается, когда Гущиков знак делал, это он санитаров за собой поманил.

— Что за Швеция? — спросил у меня Гущиков. — Что за "она"?

— Да так, — вздохнул я. — Мечта у него была, со шведами контракт подписать и в Швецию уехать работать… А кто такая "она" — понятия не имею, кого он вообразил. Мало ли девчонок у него было…

Мишку подняли, на носилках понесли, а я тихо спросил у врача, который санитарами распоряжался:

— Доктор, как он?..

Врач поглядел на меня и ответил мрачно:

— Не жилец.

И пошел я рядом с носилками сына, всю дорогу шел, на его лицо глядя, такое спокойное и уверенное. И лишь когда его в одну из машин "скорой помощи" положили, и дверцы захлопнулись, и машина, завыв сиреной, прочь понеслась, я по сторонам огляделся.

Весь этот ОМОН, или кто он там был, только бродил вокруг, покачивал головами и ахал. А мои все на лужайку перед домом спустились. С Константином санитары возились, руку ему обрабатывали. А Гришка сидел на капоте машины, весь грязный и закопченный, и по сторонам оглядывался. Зинка и Катерина на ступеньках веранды стояли, рядышком.

Я к Гришке подошел и за плечо его тронул. Он очнулся от забытья и проговорил, с тихим таким недоумением:

— Батя, мы их всех положили… Мы их всех положили, батя…

Тут и Гущиков к нам подошел, с ещё одним человеком. Я как на этого человека глянул, так и понял — "важняк" из Москвы, больше некому.

— Надобно отконвоировать тебя, Григорий, — сказал Гущиков. — Для дальнейшего разбирательства. И, вообще-то, наручники на тебя надеть было бы положено, но не хочется…

— А то и одеть можете, — невесело улыбнулся Гришка. — Я вам их для смеху порву.

Он поднялся и в сторону веранды рукой помахал.