|
Читатель, глубже в них вдумавшись, в конечном счете готов согласиться, что в известных условиях подобные сцены могли иметь место. Не то в этих первых главах: здесь и фантастический переход Швейком итальянской границы, и возвращение его оттуда с итальянским орудием, и, наконец, его полет с офицером в Африку представляются какой-то еще наполовину бесцельной игрой воображения, в которой трудно еще узнать настоящего, подлинного Швейка. Столь же мало мотивированным и мало правдоподобным представляется здесь взрыв порохового погреба, в котором дежурит Швейк, и все вообще обстоятельства этого взрыва. Вообще первые главы «довоенного» «Швейка» носят характер поспешной и случайной обработки, и объяснить из них подлинного будущего Швейка нет возможности. Слегка лишь бросают свет на будущего нашего героя такие детали, как любопытная поездка Швейка за вином по поручению полкового священника. В этих сценах, как и в сценах, описывающих пребывание Швейка в военном госпитале, можно заметить те элементы, которые получили позднее столь широкое развитие в настоящем «Швейке». Возникновение таким образом подлинного «Швейка» не может быть связано с первым периодом творчества Гашка и его исключительно анекдотическими приемами; он, как и можно было предвидеть, неотделим и хронологически и фактически от событий мировой войны.
Гашек попал в австрийскую армию не сразу после начала войны, а лишь тогда, когда (1915 г.) после ряда поражений на сербском и русском фронте австрийское военное министерство, по его собственному выражению, вспомнило о запасных второй очереди и вообще разных лицах, по тем или иным причинам освобожденных при прежней мобилизации. Обстоятельство это далеко не безразлично для трактовки избранной нашим автором темы. После испытанных поражений на фронте и все усиливавшихся материальных затруднений от военного и «патриотического» энтузиазма не осталось и следа даже у тех, кто еще его имел в самом начале войны. Наш автор неизбежно должен был попасть в окружение «симулянтов», всеми путями стремившихся уклониться от военной службы. Все это весьма рельефно и, конечно, с автобиографическими подробностями описано в соответствующих главах «Швейка». Отправленный на фронт в 1916 году, Гашек, следуя по обычному пути чехов в то время, сдается в плен и поступает затем в чехословацкие дружины, организуемые из военнопленных и добровольцев для борьбы с австрийцами. Его военное и «национальное» одушевление, однако, не могло быть продолжительным: скептическое отношение к Австрии не могло не распространяться в известной мере и на проекты создания нового самостоятельного государства, хотя он и понимал, что между тем и другим существует большое различие. Жизнь Гашка в плену не отразилась уже непосредственно на его произведении, но во всяком случае важно отметить, что во время своего пребывания в Сибири он состоял даже одно время членом коммунистической партии, развил усиленную деятельность в качестве организатора, пропагандиста и журналиста. Этим путем он сумел найти путь от прежних полуанекдотических мелких рассказов, которые вскоре же по их прочтении забываются, к широкому выдвижению больших принципиальных вопросов. Под влиянием того, что Гашек показал столь рельефно разложение довоенной Австрии, часто можно было слышать, как утверждали, что «Швейк» представляет собою подлинное революционное произведение. В подобном суждении есть, очевидно, значительная доля преувеличения; чем больше мы теперь отдаляемся от событий мировой войны, тем яснее нам становятся те особенности Гашка, которые часто мешали ему подняться над своим временем и указать настоящий путь к лучшему будущему. Теперь ясно, что таким основным препятствием для Гашка было не только отсутствие навыков к систематическому труду и настоящей профессиональной литературной школы, но и прежде всего узость общего кругозора. Следы узкого «провинциализма» мы находим в «Швейке» неоднократно. |
