Они подхватили меня под руки, повели и легко подбросили до нижней металлической перекладины лестницы. Остальное было делом техники. Я подтянулся и полез дальше.

— Удачи тебе, браток! — услышал я их прощальный возглас.

Не теряя времени, я добрался до нужного окна. Надо было ступить на карниз и сделать несколько шагов. Кирпичная кладка под ногами стала крошиться. Дом был старый, сталинской застройки. Этажи высокие. Внизу, прямо подо мной — спуск в подвал. Если навернусь, то покалечусь несомненно. А главное — как открыть окно? Не думая больше ни о чем, я двинулся по карнизу, прижимаясь к стене. Дошел боком до окна и прильнул к нему. Тут-то одна моя нога и сорвалась, но я успел уцепиться… За что? То ли за какую-то выемку, то ли за железную скобу, а еще мне показалось, что за чью-то ладонь, раздвинувшую стекло. Не знаю, не могу понять, к тому же все у меня в голове мешалось. Важнее, что я уцелел, удержался и опять прильнул к окну.

Стал стучать, но никто не отзывался. Я заметил полоску света между не до конца задернутыми шторами. Начал смотреть. Это был рабочий кабинет Сергея Николаевича. Сам он сидел на стуле за столом. Неподвижно. А рукопись лежала перед ним. И главное — он тоже глядел на меня! Потому что был жив, хотя производил впечатление окаменевшей статуи. Даже веки не моргали, просто остановившийся взгляд, полный бездны.

С чего я решил, что он жив? Опять же, не знаю, но я чувствовал это. Я даже понимал, что в подобном состоянии он может пребывать очень долго. Что-то его заступорило. Заклинило, зажало в тисках. Наверняка эта самая рукопись. Ноги мои вновь стали скользить по карнизу. Еще немного — и я больше не смогу держаться. Тогда я принял единственное радикальное решение, о чем и предупреждал Алексея: правым кулаком с силой ударил по стеклу (а оно было двойное!), разбил его, вышиб и, не обращая внимания на боль и кровь, полез в комнату. Порезавшись еще больше (не только руки, но и лицо), я свалился на пол, попутно опрокинув какие-то цветочные горшки. Кажется, с моей любимой геранью.

От такого звона и шума мог бы пробудиться и мертвый. Но Сергей Николаевич продолжал неподвижно сидеть, только изменил наклон головы, теперь он смотрел на меня, барахтавшегося на полу, в черепках, цветах и крови.

— У вас звонок не работает, — произнес я, не найдя, что сказать.

Сквозь время — в вечность

…В ночь с 17 на 18 сентября 200… года, с четверга на пятницу, в Москве (по России тоже) происходили столь странные, да попросту и необъяснимые вещи, что дать им какое-либо определенное или однозначное толкование невозможно, нельзя, не нужно и не требуется, как было бы и неразумно требовать какого-то объяснения от природной стихии. Об этом уже много писалось и говорилось, и повторять не имеет смысла. Да, столица была некоторое время совершенно неуправляемой, как вышедшая из берегов река. Власти… Впрочем, о них и упоминать не стоит, поскольку безволие градоначальников и федеральных управленцев достигло предела, словно под внезапно сброшенным панцирем обнажилось клейкое, водянистое, червивообразное желе, растекшееся по мостовой. Население… Одна часть пребывала в оцепенении, другая — в безумии, третья — еще в чем-то, похожем на предродовые схватки. Явившийся на свет младенец мог быть и ужасным, и спасительным. Суждения и выводы будут сделаны потом.

Но если судить по многочисленным фактам, то к утру 18 сентября какое-то массовое отрезвление все-таки стало наблюдаться. К тому же прошел мощный ливень, едва не накрывший город с макушкой. По крайней мере, он смыл многое из того, что не тонуло все эти годы. И еще. Любопытная история произошла на крыше одного высотного здания. Там в это время собрались представители многих элитных слоев общества, не пожелавшие или не успевшие покинуть Москву: политики, депутаты, бизнесмены, журналисты и пр.