Я радостно вздохнула. Слава богу, одобрил. Что ни говори, а женщине очень важно нравиться мужчинам, не важно, какие отношения их связывают: дружеские, деловые или вообще никакие.

Тут я вспомнила о том, что прибыла сюда не просто так. Раскрыла сумку, вынула подарок и протянула хозяину.

– Вот, – сказала я. – Поздравляю с днем рождения, Ираклий Андронович. Надеюсь, вам понравится.

– Откуда узнала? – удивился хозяин. И тут же сам ответил: – Виталик! Я же его просил!..

– Это не важно, – сказала я. – Вы посмотрите сначала, потом будете сердиться.

Ираклий Андронович принял небольшой серебряный медальон на длинной цепочке. Взглянул на меня, приподнял бровь. Я кивнула, отвечая на незаданный вопрос.

Именинник осторожно подцепил ногтем тоненькую щель между створками, поднял вверх крышку и застыл, разглядывая содержимое.

Прошла минута, потом другая.

– Нравится? – неуверенно спросила я.

Ираклий Андронович поднял голову и посмотрел на меня с тем же необъяснимым выражением глаз, которое я видела раньше.

– Это оригинал, не копия! – поторопилась уточнить я. – Маму писал один итальянский художник, кажется, в восьмидесятом году. По-моему, очень славная миниатюра. Маме портрет нравился.

Ираклий Андронович сделал бесшумное глотательное движение и тихо сказал:

– Мне тоже нравится. Спасибо, Маша.

– Рада, что угодила.

Ираклий Андронович закрыл медальон, чуть помедлил и повесил его на шею. Оттянул ворот свитера, спрятал медальон под рубашку, на мгновение придержал его ладонью у сердца. Он немного растерянно покосился на меня. Но я отвела глаза в сторону и сделала вид, что не заметила этого сентиментального движения.

Ираклий Андронович стукнул тростью по носкам замшевых домашних туфель и вдруг весело сказал:

– Давно у меня не было такого праздника! Идем, Маша, я хочу тебе кое-что показать!

Церемонно согнул руку в локте, я положила ладонь на сгиб. И мы медленно пошли через уже знакомую мне анфиладу комнат.

* * *

У закрытой двери в «зал искусств», как я его мысленно окрестила, мы остановились.

Ираклий Андронович торжественно попросил:

– Закрой глаза.

Я не стала спрашивать зачем. Улыбнулась и выполнила невинный хозяйский каприз. Ираклий Андронович отворил дверь, взял меня за руку, и мы осторожно двинулись вперед: слепой и поводырь. Я машинально принялась отсчитывать шаги: один, два, три, четыре, пять…

И когда досчитала до двадцати пяти, хозяин скомандовал:

– Стоп!

Я замерла на месте.

– Можно открыть глаза?

– Открывай, – разрешил проводник.

Я медленно подняла веки. Судорожно вздохнула и прикусила губу, чтобы не ахнуть.

Прямо передо мной на центральной стене висела только одна картина. Но какая!

– Не может этого быть, – сказала я твердо.

– Может!

– Господи боже!

Я сделала еще два шага вперед, закинула голову, рассматривая последнее приобретение коллекционера.

Колеблющееся пламя факелов вырвало из темноты фигуры бравых офицеров, патрулирующих старый город. Знаменитый «Ночной дозор» Рембрандта. Растиражированное название благодаря бестселлеру одного современного писателя. В картине нет элементов модного сейчас жанра «фэнтези»: ни вампиров, ни магов, ни оборотней. Только рота бесстрашных солдат, шагнувших к нам из семнадцатого столетия.

– Не могу поверить, – сказала я, нарушая молчание.

Ираклий Андронович не ответил. Я обернулась, взглянула на хозяина дома.