Ванек шмыгнул носом, почесал в затылке и все-таки решился на привычное для него хамство:

– Да ладно тебе! Обзавелась покровителем! Наехала, как на последнего лоха…

– Ванек, я ничего не понимаю. Какой покровитель? Кто наехал?

– Ладно, не гони волну, – завершил тему Тепляков.

Он выхватил у меня из пальцев две бумажки, метнул жадный взгляд на стопку, оставшуюся в левой руке. Понимаю, он предпочел бы получить именно ее. Но за истекшую неделю я научилась худо-бедно отстаивать свои интересы, поэтому демонстративно спрятала деньги в задний карман брюк.

Тепляков проводил деньги голодным взглядом, переступил с ноги на ногу. Снова тяжело вздохнул и сказал:

– Ну, я пошел. – Ванек понурился и медленно побрел в коридор. – Бывай здорова. Не забывай нас, маленьких, на твоих-то высотах. Может, составишь протекцию, устроишь на приличную работенку?

– На какую работенку? – снова не поняла я.

Тепляков махнул рукой, повернул ключ, торчавший в замке, и вышел из квартиры. Дверь с грохотом захлопнулась у меня перед носом.

– Чудны дела твои, господи, – произнесла я вслух.

Тут же выругала себя за то, что часто поминаю Господа всуе, перекрестилась и пошла ужинать.

Следующий день начался гораздо позже обычного. Как я уже говорила, начав карьеру дворника, я забыла, что означает слово «бессонница». Поэтому проспала ночь спокойным, долгим, глубоким сном.

Проснулась относительно поздно: в восемь. Позволила себе роскошь поваляться в постели, размышляя о планах на сегодняшний день. Их было немного: надо сходить к Катерине, рассказать ей, что дома все в порядке, и принести несколько детективчиков. Вот и все.

А потом…

Мне стало грустно. Приближалась дата, которую я ждала с тайным страхом в душе. Годовщина смерти мамы.

Мне еще не приходилось устраивать поминки самостоятельно. Когда мама умерла, вокруг меня находилось множество людей. Они и взяли на себя все хлопоты и заботы. Мне оставалось только сидеть на стуле в траурном платье и черном платке и принимать соболезнования. К тому же и на похоронах, и на девяти днях, и на сороковинах рядом были Катерина и Пашка. А теперь их нет, мне все придется делать самой.

Я не справлюсь.

«Справишься! – сказал суровый внутренний голос. – Ты уже большая девочка! Приучайся решать взрослые проблемы!»

Я согласилась и постаралась взять себя в руки.

Действительно, что я так распсиховалась? Какие неразрешимые трудности передо мной стоят? Пойти на кладбище и навестить маму? Схожу и навещу. Дальше. Нужно накрыть стол. Что подают на поминках? Блины, водку, самые простые закуски вроде колбасы или сыра. Получается, нет ничего страшного. Печь блины я умею. Интересно, сколько людей придут помянуть маму? Насколько я знаю, на поминки гостей не зовут: приходит тот, кто помнит.

Общительным человеком моя мама никогда не была. У нее даже подруг не было, только коллеги по театру. Ну, коллеги придут обязательно. Конечно, не все. Кто-то на гастролях, кто-то болен, кто-то попросту забудет… Но человек десять придет точно. На всякий случай надо рассчитывать, что за столом будет вдвое больше. Пускай еда лучше останется, чем ее не хватит.

Обдумав все хорошенько, я успокоилась. Действительно, чего паниковать? Я смогу все сделать сама, без посторонней помощи. Не маленькая.

Я откинула одеяло, потянулась. Сейчас не торопясь приведу себя в порядок, позавтракаю. Потом уберу квартиру, а то все уже пылью заросло по самые уши. После этого поеду к Катерине, отвезу ей книжки.

Кстати, о Катерине…

Имя подруги вызвало в памяти ассоциацию с фотографией из ее альбома. Я быстренько прошлепала в кабинет, достала из нижнего отделения книжного шкафа семейный фотоархив.