Изменить размер шрифта - +
Грей, который никогда не отличался особым терпением, начал падать духом. Он убеждал себя, что еще не вечер, но чувствовал, что топчется на месте. Старания разговорить ее, заставить рассказать о себе, о своей работе успеха не имели. Однажды он перешел черту, спросив, была ли она замужем. Его жестко оборвали. Затем она признала, что пару лет жила с одним человеком, но решила, что ей будет лучше одной.

Она ни за что не соглашалась появляться с ним в публичных местах. Несмотря на финансовые трудности, Грей пригласил ее на обед, и она отказалась. Предложение пойти в театр или в кино также было отвергнуто. Пару раз они заходили выпить в «Козу и свисток», но большей частью сидели и болтали у нее в саду.

Именно там они находились в первую после исчезновения Симоны субботу. Естественно, как и вся деревня, заговорили о Холлингсвортах. Грей устроился на продавленном диванчике с чашечкой горького яванского кофе. Сара непрерывно поглядывала на часы.

– У меня есть своя версия, хотя и довольно экзотическая: она решила постричься в монахини, – сказал Грей.

– Кто? Симона?!

– Ну да. Она наконец осознала, сколь преходяща вся сибаритская роскошь этого грешного мира.

– Как бы не так!

– Ты бывала у них в гостиной?

– Да.

– Ты не находишь, что обстановка там напоминает будуар содержанки?

– Что заставляет тебя думать, будто я в этом разбираюсь? – бросила Сара и, встряхнув часы, приложила их к уху.

– А я так и вижу нашу миссис Холлингсворт! Ножки в золотых сандалиях покоятся на розовом пуфике. На инкрустированном ониксом столике – бокал «малибу» со льдом, украшенный бумажным зонтиком. Она поедает шоколадные трюфели, лениво полирует ногти и почитывает Джеки Коллинз .

– Не помню, чтобы на моих занятиях она проявляла особую утонченность вкуса.

– Засахаренный миндаль на ножках – вот кто она такая.

– А ты что делал в «Соловушках», можно узнать? – Сара поставила его чашку с блюдцем поверх своей и направилась к кухне. – Ослиное молоко для купания поставлял, что ли?

– Мы же с ним были друзьями. В некотором роде.

– Партнерами по бизнесу, насколько мне известно. – Уже стоя в дверях, она обернулась и смерила его странным взглядом. Заинтересованным, любопытствующим, но без тени симпатии. – Так писали…

– Ну да, «Эхо Каустона»!

– Точно.

– Я доверял ему. – Он пожал плечами. – Что ж, сам виноват. Давно известно: когда деньги входят в дверь, дружба удирает через окно. Вот так то.

– Ты действительно его побил?

– Да.

– И всего лишился? Всего всего?

– Не совсем. При мне остался мой отрицательный капитал . Примерно пятьдесят тысяч, по данным последнего аудита. Ну и мои долги. Ах да! Еще собака. Она до сих пор со мной. Так что все не так уж скверно. Нужно быть оптимистом.

– Я бы так не смогла.

– А я и не собираюсь сидеть сложа руки. Подал иск на все, что этот подонок выручил.

Сара поставила диск (это была «Di’, cor mio» , ария из Генеделевой «Альцины») и стала бережно снимать тонкий муслин с куска глины на мраморной подставке. Стало видно, что это удлиненная мужская голова с вислым носом и тонкими губами, уголки которых опущены. У головы еще не было глаз. Грею показалось, что человек изуродован, хотя он и знал, что работа находится в стадии созидания, а не разрушения.

Грей подхватил свой пиджак и собрался уходить. Он всегда тонко улавливал, когда отведенное ему время вышло, и не хотел рисковать. Им владело чувство, что Сара забывала о его существовании в ту самую минуту, когда за ним закрывалась дверь.

На пороге он оглянулся.

Быстрый переход