Изменить размер шрифта - +
И я ее не виню.

Народ одобрительно зашумел. Многие считали, что если хорошенькую женушку надолго оставлять одну, то неприятностей не минуешь. Так думали многие, но не все. Любительница коктейля «сноуболл» (ликер «адвокат» пополам с лимонадом) высказалась в том духе, что дело обстоит ровно наоборот: молодую женщину держали на коротком поводке, и она от тоски и отчаяния решила его разорвать. Подобное мнение тоже не всех устроило.

– Ты ради нее в лепешку готов разбиться. Покупаешь ей все, что пожелает, – рассуждал любитель «бимиша». – И что получаешь за это? Ничего, ровным счетом ничего.

Женщина с ручищами мультяшного Моряка Попая и рябым, искаженным от натуги лицом со свирепой точностью метала дротики в мишень. На минуту она приостановилась, чтобы высказать свое недовольство мужчинами: они теряют всякое человеческое подобие, если рядом нет женщины, готовой утирать им сопли.

– Я знаю по крайней мере одного человека, чье сердце не будет разбито, – негромко произнесла любительница «сноуболла». Многозначительно подмигнув, она постучала себя пальчиком по носу, маленькому, мягкому и пористому, как подгнившая клубника. – После всего, что с ним сделал этот Холлингсворт. Уж он то будет плясать и прыгать до потолка от радости.

– Да уж, крепко его приложили.

– Не удивлюсь, если окажется, что именно он и увел женушку.

– Ну, нет, у того то другая на примете.

Все дружно повернулись и уставились на мужчину, сидевшего в одиночестве с большой кружкой горького пива. Он отнюдь не походил на человека, готового прыгать до потолка. Скорее казалось, что потолок готов вот вот обрушиться ему на голову. Со времени своего прихода Грей Паттерсон едва ли сказал больше пары слов и теперь, молча опустошив свою кружку, вышел из паба.

 

Эту «другую» Грей впервые приметил не где нибудь, а опять таки в «Козе и свистке». Тогда он не оценил, насколько редкий шанс послала ему судьба. За все пять лет жизни в деревне это был всего лишь второй ее визит в паб. У Сары Лоусон кончились спички, а в деревенской лавке их не оказалось.

Паттерсон, разумеется, знал, кто она такая, – в маленьких сообществах все друг друга знают в лицо, – но слышал о ней совсем немного. Она прирабатывала ведением занятий в местном образовательном центре для взрослых, средств не имела и жила в полуразвалившемся коттедже. Занималась лепкой, работала с цветным стеклом. Редко случалось, чтобы проходившие мимо «Лавров», ее коттеджа, не слышали несущихся оттуда мощных аккордов оперной музыки. Население Фосетт Грина принимало это со снисходительным терпением. Всем известно, что художественные натуры нуждаются в творческой атмосфере.

Грея заинтриговала ее наружность и манера одеваться, ее серьезность и полное, искреннее равнодушие к тому, что думают о ней и ее образе жизни другие. Тогда он вышел из «Козы и свистка», проследовал за ней до переулка Святого Чеда и там представился.

– О, а я знаю, кто вы такой, – сказала Сара. – Про вас писали на первой полосе «Эха Каустона».

– Звучит не слишком лестно. По вашему, я одиозная фигура?

– Ну, заработать подобную репутацию в местечке вроде этого ничего не стоит.

– Не следует верить всему, что пишут в газетах.

– Полезная подсказка, хотя звучит слишком назидательно.

– И шипите.

Малообещающее начало. Какое то время они шли молча. Грей прикидывал, как исправить ситуацию. Он был достаточно умен, чтобы не прибегнуть к комплиментам личного свойства, которые, чувствовал он, сочтут неуместными и наглыми. А вот ее сад расхвалить он мог от чистого сердца, нисколько не лукавя.

– Всякий раз, как прохожу мимо, восхищаюсь вашим садом.

– Чему тут восхищаться? – Голос ее был глубок и чист.

Быстрый переход