То, что она так тяжело восприняла смерть мужа, молодого, пышущего здоровьем человека, было понятно. Но одно это не могло повергнуть ее в состояние, в котором она пребывала. Из красивой женщины она превратилась в зомби. В своем анализе Рафаэль подошел к правде очень близко. Но об одном он не подумал в силу своего собственного характера. Бет терзало чувство страшной вины.
Это она рвалась навестить Стеллу. Это она выбрала нетрадиционный маршрут. Это ей захотелось побывать на ранчо дель Число. И, наконец, опять именно она приняла решение прервать пребывание там и срочно возвратиться домой.
После смерти Натана Бет мысленно наградила его таким количеством положительных качеств, которыми он при жизни не обладал. Себя же она корила за отношение к Рафаэлю Сантане и чуть ли не считала гибель Натана карой Божьей за это прегрешение. В потоке самобичевания Бет не вспоминала, что Натан сам захотел присоединиться к Рафаэлю и не слушал его распоряжений, когда ситуация стала смертельно опасной. В ее глазах Натан Риджвей уже был канонизирован.
Пока Бет истязала себя, жизнь продолжалась, в том числе и для Рафаэля. Он с немалым удивлением получил приглашение от полковника Фишера прибыть в миссию Сан-Хосе, где содержались пленные индейцы.
Поначалу Рафаэль не собирался реагировать на приглашение, но потом любопытство взяло верх.
На квартиру к полковнику Рафаэля проводил молодой солдат с мрачным выражением лица. Выяснилось, что полковник основательно болен, поэтому всеми делами вершил молодой капитан Редд. Капитан понимал, что переговоры с команчами сорваны самым порочным методом.
Фишер не стал тратить время на обмен любезностями, сразу перешел к делу.
— Вы, Сантана, знаете ваших друзей-команчей. Как вы думаете, доставят ли они сюда затребованных нами пленных к окончанию двенадцатидневного срока, который мы им отпустили?
Рафаэль не сел в кресло, а стоял посреди комнаты, внимательно смотрел из-под полей сомбреро на военных и теребил серебряные насечки на широком белом поясе. Ответил он коротко:
— Нет, почему они должны сделать это? Вы перебили их вождей, которые прибыли сюда под мирными знаменами вести переговоры так, как они их понимали. Те из индейцев, которые пережили бойню, находятся в ваших руках, и никаких гарантий сохранения их жизней не существует. Так зачем же команчам привозить вам белых пленников?
Фишер, обычно смуглый, а сейчас бледный из-за болезни, принялся ругать и клеймить индейцев за то, что они держат в плену женщин и детей. Вместе с тем полковник не мог не признать, что, приступив к выполнению жестокого приказа в тот день, они не ожидали столь трагических результатов. А затем он даже согласился, что на индейцах лежит только часть вины за срыв переговоров. Потом все же поправил себя:
— Команчи начали первыми, а мы были только вынуждены дать отпор.
— Я не вижу смысла продолжать наш спор, — сказал Рафаэль и собрался выйти из комнаты.
— Сантана, не уходите! — Полковник смягчил свой тон. — Мне нужна ваша помощь. Что же нам теперь делать?
Рафаэль оказался в трудном положении. Он не хотел предать команчей, но то, что он убил двоих из них, подталкивало его к белым.
— Прежде всего советую вам оставить все надежды увидеть пленников живыми. Думаю, все белые женщины и дети, которые не были формально приняты в члены племени, уже мертвы. Как только посланная вами индианка прибыла в лагерь команчей, судьба пленников была решена. Шанс избежать мучительной смерти имеют только те, кого племя приняло в свой состав. Но даже у них не очень ясное будущее.
Глаза Рафаэля жестоко блеснули, и он закончил свой приговор:
— Как же вы могли не подумать о судьбе несчастных, ни в чем не виновных женщин и детей, так вероломно нарушая договоренность с индейцами?
Фишер не смел посмотреть ему в глаза, и Рафаэлю стала противна эта ситуация. |