— Ты простудишься, — сказал я. — Ты замечательная, но все равно — очень глупая.

Она обняла меня за шею заледеневшими руками.

— Я вышла, чтобы ты поцеловал меня на прощание, — ответила она. — В доме при посторонних никакого удовольствия целоваться.

Я поцеловал ее, и было очень странно, что она такая холодная снаружи и такая горячая внутри. Девушки горячей Молли я никогда не встречал. Я погасил лампу, и мы вышли на холод. Я посадил Молли в седло перед собой и обнял. Открылась луна, и тощие рваные облака пролетали по ней на юг.

— Не хотелось бы мне быть луной, — сказала Молли.

У ворот я спешился и помог ей слезть. Прижал ее к лошади, чтобы она поднабрала тепла от нее и от меня.

— Пойдем со мной на танцы, — сказал я. — Если Эдди станет приставать, ему придется иметь дело со мной.

Она поцеловала меня долгим поцелуем, переминаясь с ноги на ногу, окончательно, наверное, закоченев. Потом отстранилась и глянула на меня.

— Ты ведь не единственный хороший человек на свете, — сказала она. — Откуда ты знаешь, что ты лучше, чем он?

— Оттуда же, откуда и ты, — сказал я. — Ты просто себе голову морочишь. Давай пойдем вместе.

— Не могу, милый, — сказала она. — Я обещала. Но я так рада, что ты ко мне приехал. Приезжай почаще.

— Еще успею тебе надоесть, — сказал я. — Это я обещаю.

Она продолжала держать меня за руку, даже когда я уже сидел в седле. Потом вспомнила, что на ней моя куртка, сняла ее и протянула мне.

— Иди в дом, а то замерзнешь до смерти, — сказал я. — Скоро увидимся.

— Если бы ты мог остаться, — сказала она. — Не хочу, чтобы ты уезжал. Ты замерзнешь по дороге.

Я тронул лошадь, а то она сама замерзла бы окончательно. Не думаю, чтобы ей очень хотелось идти в дом. Шагов через двадцать я остановился, чтобы застегнуться.

— Не пропадай, — крикнула Молли.

— Иди домой, милая. Жуткий холод.

Наверное, она улыбнулась, не знаю. Когда я оглянулся еще раз, она все еще стояла на ветру у забора.

11

С Джонни мы договорились, что все равно пойдем на танцы, но никаких девчонок с собой не возьмем. Нам обоим была нужна только Молли.

В тот день вечер выдался красивый и не слишком холодный. Только лишь мы пересекли Луковичный ручей, на нас напал азарт, и мы помчались к городу галопом, но все равно оказались не первыми. Возле дансинга уже собралась половина всех лошадей и бричек нашего графства и даже несколько автомобилей.

Я тоже хотел автомобиль, но папа скупился. Джонни же уверял всех, что эта штука ему ни к чему.

Дансинг был почти полон, народ развлекался на всю катушку, танцуя, разгуливая и глотая один за другим яичные флипы. Мы вошли в середине кадрили, вклиниться не было возможности, так что мы просто стояли и притопывали.

— А вот и они, — сказал я.

Молли танцевала на противоположной от нас стороне площадки. Черные волосы так и летали вокруг плеч, и разрумянилась она, как никогда. Топот рабочих сапог Эдди сотрясал весь дансинг. Он даже и не подумал принарядиться, и было похоже, что уже сильно набрался. От ревности я не мог спокойно стоять: когда Эдди в танце сошелся с Молли, он наклонился к ней и крепко поцеловал, прежде чем перейти к другой девушке. Казалось, что ей это даже приятно. Наверное, вырвавшись из дому, она так обрадовалась, что попросту забылась.

— И чего это всех перестарков тянет на танцы? — спросил Джонни.