— Ты не засох от работенки? — спросил Джонни.

— Нет, я ее обожаю, — сказал я. — Всю оставшуюся жизнь только бы и пахал. А ты чего грустный?

— Наверное, из-за Молли. Если бы меня так к ней не тянуло. Если бы. А то она меня ни в грош не ставит. Обращает внимания куда меньше, чем мне бы хотелось. Что-то у нее с мозгами не в порядке.

— У нее вывихнутые мозги, — сказал я. — Что она опять учудила?

— Ничего нового, — кисло сказал он. — Прошлой ночью я скакал черт знает откуда, чтоб ее навестить. А тут, глядь, стоит автомобиль этого долбаного Эдди. Я даже заходить не стал.

— Ты их видел?

— Я заглянул в окно кухни. Он сидел и жрал коблер, а она вокруг суетилась, будто он хозяин какой.

Мне стало просто дурно. Минут десять мы молчали, в голову ничего утешительного не шло.

— Дело дрянь, — сказал я. — Уедем куда-нибудь. Не я буду, если останусь здесь пахать, пока она поит коблером какого-то Эдди. Поехали в Панхендл, покажем им всем.

— Хорошо, — сказал он. — Ты прекращаешь пахать прямо сейчас?

Я перестал пахать, поехал домой на муле и его распряг. Папа сидел у печки и ковырял мозоль на пальце. Он выглядел утомленным, но мне в этот момент было не до сочувствия.

— Папа, — сказал я, — все очень плохо. Мне осточертело тут. Мы с Джонни поедем на равнины. На какое-то время. Я надеюсь, ты в состоянии нанять работников.

— На равнины? — сказал он. — Значит, керосинщик вас выживает?

— Ничего подобного, — ответил я. — Мне жалко, что ты останешься один.

— Я, пожалуй, справлюсь, — сказал он. — Справлялся всегда.

Он собрался заявить еще что-то, поэтому я заткнулся.

— Сообщай иногда о себе, — это было последнее, что он сказал.

В тот же вечер мы уехали в Хенриетту и там наняли одного знакомого, чтобы он отогнал наших лошадей домой. Мы выпили и расслабились, а около полуночи погрузились в поезд, шедший на север.

Около часу дня мы вышли в Кларендоне. Подняв воротники, мы пошли вниз по улице, разглядывая город. Прогулка могла быть приятной, если бы нам не пришлось тащить наши седла.

Похоже, что нам повезло: мы сразу же наткнулись на конные торги. Продавалась пара сотен мустангов, пригнанных из Нью-Мексико, а вокруг них толпились десятки скотоводов. Поосмотревшись, мы заприметили птицу попроще — одного забавного старика — и спросили его, где пара ковбоев могла бы подыскать работу.

— Ковбои это вы? — спросил старик дружелюбно. — А что вы вообще умеете? Например, объезжать мустангов?

Старик был неряшлив, а одному его уху не хватало половины.

— Умеем, — сказал Джонни. — Оба умеем.

Что было откровенной ложью — он смог бы усидеть на мустанге только если у того стреножить все четыре ноги. В седле он держался классно, но объезжать лошадей не умел.

— Объезжать мустангов умею я, — уточил я, — а он умеет все остальное.

— Меня звать Гринсом, — представился старик. — Мне пригодились бы пара помощников. После торгов нужно отогнать домой гурт лошадей, а потом кто-то должен их объездить, сам я этим заниматься не собираюсь. Едем со мной. Неделю я на вас погляжу. Плачу доллар за каждого мустанга, а потом, если мы поладим, — пятнадцать в месяц, плюс постель и стол.