Не жирно. Сам мистер Гринсом показался мне такой засушкой, что я не мог поверить, будто он владелец приличного ранчо, но Джонни решил, что условия подходящие, и мы нанялись. Выяснилось, что у Гринсома тридцать восемь акров земли. Он купил девятнадцать лошадей и доверил нам с Джонни самим решать, как мы их погоним к нему на ранчо.

Джонни в роли объездчика мустангов — сплошной смех. По дороге на ранчо мустанг сбросил меня только раз, да и то случайно, просто я зазевался. Джонни свалился четыре раза.

— Так ты ни одного мустанга не объездишь, — сказал ему мистер Гринсом после четвертого падения.

К этому времени Джонни был уже почти калекой и со злости решил во всем сознаться.

— Черт, я никакой не объездчик, — заявил он. — Гид это дело знает, ему оно нравится. А я — ковбой. Мне нравится ездить на лошадях, которые уже кое-что умеют. Я люблю спокойно работать. Я пробуду у вас неделю, и если вы не убедитесь, что я лучший помощник из всех, кто у вас когда-нибудь работал, то гоните меня в шею немедленно.

Мистер Гринсом развеселился.

— Мои мальчики устроят вам небольшой экзамен, — сказал он.

И в самом деле, он имел в виду своих мальчиков. Он жил с добродушной толстухой-женой и семью взрослыми сыновьями и гонял их куда сильнее, чем наемных рабочих. У всех парней были имена с «Дж»: Джимми, Джонни, Джерри, Джо, Джейки, Джей и Джордман. Мы с Джонни, батраки и семеро хозяйских сыновей спали в огромном сарае с нарами. Ужинали в большом доме, и миссис Гринсом рассказывала, что после появления четвертого мальчика в доме стало слишком шумно, и, когда дети подросли, их переселили в барак для ковбоев. Куда этот шум подевался — не знаю, каждый из них произносил после еды: «Спасибо за ужин, мама, все очень вкусно» — и больше ни звука.

Нам с Джонни показалось, что попали мы в довольно странную семейку. Но два других ковбоя — Эд и Малонус — вот они-то были твердо убеждены, что хозяева у них с придурью. Они так обрадовались появлению новых помощников, которые не имели отношения к семье, что чуть нас не расцеловали.

Наутро старик спросил меня, в самом ли деле я берусь объезжать мустангов. За доллар каждого, как и договаривались, ответил я.

— Ну, и скольких ты обкатаешь за день? — спросил он.

— Часам к трем — всех. Осталось только восемнадцать, — сказал я. — На одном я ездил вчера.

Не поверил, похоже. Отослал куда-то Джонни, своих парней и ковбоев, а сам целый день крутился возле конюшни, работая что-то по мелочи, а краем глаза присматривая за мной.

А мне было все равно. В то утро я был в ударе. Даже холод меня не брал. Я приготовил крепкие удила и направился к мустангам. К обеду я справился с шестью, а еще с шестеркой — за следующие три часа. Я даже оседлал по второму разу тех, кто оказался слабым учеником, и проехался на них заново, чтобы старик не платил денег зря. К тому времени он уже сидел на заборе. Держу пари, за день он сжевал целую пачку табака. Я закончил и отпустил лошадей пастись, и он отправился в дом, не сказав ни слова. Мне было все равно. Лошади сбрасывали меня семь раз, я закоченел, все у меня болело, но чувствовал я себя на миллион долларов. Наверное, я мог бы объездить и пятьдесят лошадей, но только пусть бы кто-нибудь их для меня седлал.

Вечером старик учудил. Он взял да и заплатил мне за ужином.

— Мать, ради Бога, — сказал он. — Вели этим парням замолчать.

Хотя они и так молчали.

— Я хочу, чтобы вы все слушали, — сказал он. — Вот парень, который умеет работать по-настоящему. Сегодня он объездил восемнадцать лошадей. Я сам видел. И еще одну — вчера.