Мы сцепились, и сперва я чуть не вышиб из него дух, но потом мои кулаки стали месить воздух. Похоже, что при падении я утратил меткость. Скоро мы оба выдохлись, но упорно дубасили друг друга, пока вдруг разом не остановились.
— Когда тебе хватит, скажи «лассо», — сказал я. — Не хочу, чтобы ты лежал в больнице.
— Лассо, жопа, — сказал он. — Ты подохнешь от потери крови, если мы не прекратим.
— Ни хрена, — сказал я. — Летом у меня всегда нос кровоточит.
— Все равно, давай кончать, — сказал он. — Выпей водички. Ты сдался.
— Нет.
— Тогда будем биться до упаду, — сказал он. — В жизни такого барана не видел.
Может быть, мы сражались бы до ночи, но тут подошел старший работник.
— Лихие парни, — сказал он. — Другой раз воюйте вилами, меньше крови будет.
— Начал этот, — сказал я.
— Догружайте телегу, — сказал он. — Если приспичит, еще раз подеретесь вечером.
Я утер кровь, Джонни вооружился вилами, и мы закончили погрузку. Он больше не швырялся ужами. Потом мы поехали на гумно. Джонни сидел рядом со мной.
— В задницу, — сказал он. — В задницу так уродоваться. Я не деревенщина, чтобы мной командовали толстозадые.
— А деньги где возьмешь? — спросил я.
— Я думал об этом, — сказал он. — Я, Гид, хочу податься в Панхендл. В наших краях простора для ковбоя нет. Хорошо, если как у тебя — свое ранчо, а нет, так просто купаешься в дерьме. На равнинах большие ранчо. Уж там-то нужны настоящие ковбои. Надоело здесь ошиваться и собачиться с папашей. Вот возьму и рвану.
— Хорошо бы двинуть с тобой, — сказал я. — Ишачить на отца — хуже, чем батрачить. Он мне каждый чих пытается разобъяснить.
— Ну, так едем, — сказал он, загораясь.
Ну, а я, конечно, знал, что отца не смогу оставить. Ему одному вся работа не под силу. Да еще этот долбаный госпиталь: меня не было дома целых два месяца. Я поставил телегу в тень гумна, и мы слезли.
— Пошли к корыту, — сказал я. — Смоем кровь.
Я подумал, раз он собирается в ковбои, отдам-ка я ему все-таки седло. Хоть он и козел.
— Ну, так что — поедешь со мной? — спросил он. Он нагнулся, сунул голову под воду и вынырнул, отряхиваясь, как мокрый пес.
— Вряд ли, — сказал я. — Здесь много работы.
— Работы или амуров?
— Ты полегче, полегче, — сказал я. — Сегодня я сыт тобой по горло.
Он нахлобучил шляпу на мокрые волосы.
— Иди сюда, — сказал я. — Тебя тут кое-что ждет.
Мы пошли на гумно, и я вытащил седло. Поначалу он ничего не понял.
— Вот красота, — сказал он. — Чье оно?
— Твое, — сказал я. — Ты со мной нянчился в больнице, и я подумал, что оно тебе пригодится. Тем более ты нанимаешься ковбоем.
— Ты шутишь? — сказал он. — Ох, боже мой! Вот это да. Прелесть! В жизни не видел такого шикарного седла.
— Ага, его тебе надолго хватит.
— Ну, черт побери, я так благодарен, Гид, — сказал он, поглаживая седло. — Теперь есть чем похвастаться. В жизни не было у меня такой классной вещи.
— Давай испробуем, — сказал я. — Все равно, за овсом уже поздно ехать.
Мы поймали пару лошадей и поскакали. |