Она все делит на хорошее и плохое.
— А ты с ней не согласна?
— Такова жизнь, — пожимает она плечами.
Вы можете обвинить ее в цинизме, но я вижу только наивность.
— Если бы ты могла загадать любое желание, — спрашиваю я, — что бы ты загадала?
Она ни на мгновение не задумывается.
— Больше всего на свете я хочу летать…
— Летать?
— Как девчонки-вороны, — с усмешкой кивает она.
— А откуда ты о них знаешь?
— Я их видела. Они почти каждый год встречаются в наших лесах со своими кузенами. Я видела, как они танцуют и смеются, такие счастливые. И я видела, как они летают.
Лисы не могут летать, но как я мог сказать ей об этом?
— Я могла бы стать рыжей вороной, — говорит девочка и чумазыми пальчиками прикасается к своим волосам, рыжим, как хвост Рэя. — У меня же рыжие волосы!
— Все вороны, которых я встречал когда-либо, были черными, — говорю я. — Только однажды я видел белую ворону, но мне не понравился ее цвет.
— А что это была за ворона? — спрашивает Нетти.
— Белая ворона научила индейцев кикаха выращивать пшеницу, — объясняю я, а потом рассказываю всю историю.
Пока я говорю, она укладывается в траву на спину, извивается, словно червяк, чтобы избавиться от сучка, но я знаю, что она слушает. Каждый раз, когда я ненадолго замолкаю, девочка поднимает голову и смотрит на меня. Могу поклясться, что она смогла бы все повторить слово в слово, если бы я попросил. История заканчивается, а она продолжает лежать и смотреть в голубое небо. Там в вышине кто-то кружит. Ястреб. Он нам чужой.
— А это правдивая история? — спрашивает она немного погодя.
— Правдивая, насколько я помню.
Нетти садится и недоверчиво смотрит на меня.
— Я и не знала, что у пшеницы есть своя история.
— У всего есть своя история. Даже у этого молочая, который ты вот-вот примнешь коленом.
Она отодвигается и подозрительно смотрит на растение.
— А что произошло с ним?
И я рассказываю ей о молочае, о майском жуке, копошащемся в высокой траве, и о златоглазке, и о кедре, не этом, что растет неподалеку, а о его предке, стоявшем тут во время одной из неудач, постигших Коди.
— А ты знаешь еще истории? — спрашивает она, как только заканчивается мой рассказ.
Но солнце уже клонится к закату, и тени от деревьев протянулись через всю долину. Первые летучие мыши появились в лесу. В отдалении до сих пор слышится вороний гвалт. Теперь он стал даже громче, звуки хорошо разносятся на крыльях сумерек.
— Я знаю еще сотни историй, но давай оставим их на потом, — предлагаю я.
— Я тоже хочу знать все истории.
Я не могу сдержать улыбку.
— Я и сам их все не знаю, но те, которые помню, я тебе расскажу, а потом ты и сама узнаешь какие-нибудь истории и поведаешь их мне. Ведь мы, рассказчики, всегда так поступаем.
Девочка гордо выпрямляется, услышав это «мы».
— А как мы поступаем? — спрашивает она, пробуя на вкус это слово.
— Делимся историями друг с другом.
Она вся в сомнениях, но нетерпение берет верх.
— Я даже не знаю, с чего начать, чтобы узнать какую-то историю, — говорит девочка.
— Стоит только присмотреться повнимательнее. Ты должна научиться слушать и запоминать. Это нелегко и требует немало времени, но для начала ты можешь кое-что записывать. У тебя есть бумага и карандаш?
— Конечно. |