Я не ищу ее, хотя, признаюсь, и мне было бы любопытно взглянуть на девочку-лисичку. Я кружу над долиной, неторопливо спускаясь с голубого неба. Девчонки-вороны уже повстречались со своими кузенами, и их крики доносятся из-за горы. Что до меня, то я остаюсь в своей долине, впитываю солнце и очарование здешних мест, не боясь лишиться памяти, — на обратном пути девчонки обещали забрать меня с собой.

Итак, я провожу время в праздности, прислушиваясь к местным сплетням. Как я уже говорил, я не ищу встречи с этой девочкой, и уж конечно она не предполагала увидеть меня, но мы все равно встречаемся. Я, как обычно, сижу на скале, наслаждаюсь солнцем и почти дремлю, когда она стремительно выбегает из леса и останавливается как вкопанная, увидев меня. Я думаю, может, здесь находится ее дом. Ее скала. Жилище ее сердца. Может, именно поэтому я не меняю обличье и не улетаю, а она не убегает обратно в лес. Мы никогда не встречались прежде, но узнали друг друга.

— Эй там, привет, — говорит она, ничуть не испуганно, даже не настороженно.

— И тебе привет.

— А как тебя зовут?

— Джек.

— А меня все называют Нетти, это мое имя. Мама говорит, что я родилась с другим именем, а расту с этим.

— Понятно, — говорю я ей. — Ты живешь где-то неподалеку?

Она неопределенно машет рукой на противоположный склон.

— Мы с мамой живем вон там.

— А твой отец?

— У меня нет папы, потому что он был порядочным бездельником и сбежал от моей мамы, а она, по-моему, не очень-то и грустит по нему.

Тогда я еще не знал, что это Рэй бродил по здешним горам и некоторое время провел с симпатичной вдовой, а через девять месяцев у нее родилась девочка, растить которую женщине пришлось одной. Наверное, я должен был догадаться, но вся лисья кровь пахнет для меня одинаково, а Рэй не единственный лис, что сеет свое семя среди людей. Все лисы падки на сладкое.

Однако эта костлявая худышка запала мне в душу. Может, это была просто причуда, а может, уже тогда я понял, что она больше похожа на меня, чем на лисичку, и собирает истории, как Маргарет собирает безделушки, не ради того, чтобы копить у себя, а чтобы раздать другим. И еще я подумал, как обидно, что она получила струю нашей крови, но не знает, что с ней делать, а только бродит по лесам без всякой цели. Оставить ее на произвол судьбы, значит, уподобиться кукушкам, которые подбрасывают яйца в чужие гнезда.

— Может, я стану твоим отцом? — спрашиваю я девочку-лисичку.

Она ненадолго задумывается.

— А потом сбежишь, как мой первый папа? — интересуется она.

— Вполне возможно, — отвечаю я, не желая врать девочке с самого начала. — Но я всегда буду возвращаться.

— Мне не нужен папа, — говорит она тогда. — Но нужен муж. Я слышала, что от них больше пользы.

Мне не удалось удержаться от смеха.

— Что тут смешного? — хочет она узнать.

— Ты еще слишком мала, чтобы думать о замужестве.

— Дженни-Мари старше меня всего на пару лет, а у нее уже двое малышей.

От таких слов впору заплакать. В этих горах дети рано взрослеют, а, повзрослев, умирают совсем молодыми. Если их не проглотит шахта, то наверняка доконает тяжелая жизнь. Стоит только попробовать заняться сельским хозяйством в горах да еще, когда в легких уже осел целый дюйм угольной пыли.

— Но это не значит, что так надо поступать, — возражаю я.

— Теперь ты говоришь, как моя мама. Она все делит на хорошее и плохое.

— А ты с ней не согласна?

— Такова жизнь, — пожимает она плечами.