|
Значит, остальные слова тоже могли быть ложью, заключил комиссар. Он вышел к крапивной дороге. С одной стороны ее ограничивала стена, беленная известью и замыкавшая парк Тибюрса де Сент-Илэра, а с другой - возвышалась одноэтажная пристройка к гостинице "Луара". Над высокой травой, кустарником, зарослями крапивы кружились шмели. Тенистая аллея, окаймленная рядами дубов, метров через сто упиралась в старые ворота с узорчатой решеткой. Мегрэ из любопытства дошел до самых ворот, которые, по словам хозяина, не открывались уже много лет, а ключи якобы были потеряны, хотя одного взгляда на заржавленный замок было достаточно, чтобы заметить, что кое-где на ржавчине виднелись свежие царапины. Более того, через лупу Мегрэ разглядел четкие следы, оставленные ключом, которым отпирали этот старый замок. - "Завтра же сфотографировать", - решил Мегрэ. Он повернул обратно, глядя под ноги, и снова мысленно представил себе г-на Галле, чтобы подвести итоги сегодняшнего дня. Однако образ Галле вместо того, чтобы стать полнее и четче, становился еще более расплывчатым. Лицо мужчины в мешковатом пиджаке постепенно таяло и вообще ускользало из памяти. Единственным подлинным изображением покойного, которым располагал Мегрэ, была фотография: но и на ней словно сменялись одно за другим разные лица, и ему никак не удавалось соединить их в цельный, законченный образ. Комиссар пытался восстановить в памяти половину лица, худую волосатую грудь - то, что он видел на школьном дворе, пока доктор суетился за его спиной. Он также вспомнил голубой ялик, который Эмиль Галле построил в Сен-Фаржо, усовершенствованные рыболовные снасти, г-жу Галле, сперва в платье из лилового шелка, затем в траурной вуали, - невозмутимую, высокомерную, идеальное воплощение дамы из мелкобуржуазной среды. Зеркальный шкаф, перед которым Эмиль Галле, наверное, надевал свой пиджак... Все эти письма на бланках фирмы, в которой он давным-давно не служил". Ежемесячный баланс, который он скрупулезно подводил, восемнадцать лет назад бросив свою профессию коммивояжера... Стаканчики, лопатки для торта... По всей видимости, он покупал их сам! "Кстати, его чемоданчик с образцами не был обнаружен, - отметил про себя Мегрэ. - Должно быть, он где-то его оставлял". Машинально Мегрэ остановился в нескольких метрах от окна, там, где убийца целился в жертву. Но он даже не взглянул на окно. Он был слегка взволнован: ему вдруг показалось - достаточно небольшого усилия, чтобы соединить воедино все грани образа Эмиля Галле. Однако в его памяти возник Анри - такой, каким он его видел, чопорный и высокомерный, и мальчик с асимметричным лицом, принявший первое причастие. Дело, которое инспектор Гренье из Невера назвал "историей не из приятных" и которым сам Мегрэ начал заниматься нехотя, на глазах становилось все более сложным, а покойный превращался в трагикомический персонаж. Раз десять Мегрэ отгонял шмеля, кружившего над его головой, словно крошечный самолетик. - Восемнадцать лет! - произнес он вполголоса. Восемнадцать лет поддельных писем с подписью "фирма "Ньель", открыток, пересылаемых из Руана, и параллельно с этим восемнадцать лет ничем не примечательной, скромной жизни в Сен-Фаржо, лишенной каких бы то ни было волнений. Комиссар изучил психику злоумышленников, преступников и мошенников. Он знал, что ими всегда движет какая-то скрытая страсть. Именно такую страсть искал он в человеке с бородкой, с мешками под глазами и непомерно большим ртом. |
