Изменить размер шрифта - +
Совсем мало нужно, чтобы никогда больше не услышать этот голос. Сержант сидел, раздумывая об этом и вспоминая прежнего Харриса. Он высказал бы сейчас все ему прямо в лицо, но здесь этот мальчишка-немец, а он понимает по-английски.

И он только мысленно выговаривал в это лицо все, что было на уме. Выговорившись, вышел наружу.

Они работали, пока солнце не окрасило самолёт. Весь прошлый день они вслушивались в направление ветра. В первом утреннем свете стали оглядывать окружающие дюны, надеясь увидеть иней. Но поверхность крыла была сухой.

Капитан Харрис лежал с открытыми глазами и уже осмысленным взглядом. Он попробовал заговорить, но Лумис сказал, чтобы он немного подождал. Им и самим было трудно говорить, пока не разделят воду.

Когда наполнили бутылки и они немного отпили, Белами обратился к Таунсу:

— Норма недостаточна, верно?

В красноватом рассвете они избегали смотреть друг другу в лицо. У всех шелушилась кожа под щетиной, вокруг ртов сложились старушечьи складки.

— Надо, чтобы хватило. Росы ведь не было. — Таунс не добавил к этому, что возвращение Харриса сократило их время. Не сказал, что в баке осталось меньше воды, чем должно быть. Не так просто выразить все это словами. На кран замок не повесишь, но если Харрис останется в сознании, ему можно будет вменить в обязанность сторожить бак.

Они повалились в тень на песок и тотчас уснули. В полдень Харрис натужным шёпотом начал свой рассказ, часто прерываясь и снова делая над собой усилие.

— Случилась песчаная буря… вчера. Мы проделали большой путь, все время на север, в первую ночь… но он растёр ногу… Робертс… пятку. Она сильно кровоточила, и мы шли медленнее… Мы решили идти днём, но напрасно, слишком сильно потоотделение — потом начала протекать моя бутылка, под крышку попал песок. Я думал, крышка плотная… за ночь почти все вытекло… Мы поделились… увидели мираж, шли к нему три часа под солнцем… думали, что видим траву, уверены были… её не оказалось. Страшная жара днём, никакого укрытия…

Пока он рассказывал, все смотрели себе под ноги или поверх его головы в окно — на черно-белые в полуденном мареве дюны. Один Тилни уставился на капитана, с ужасом осознавая, что это такое — в полном одиночестве идти по пустыне.

— Мы начертили карту… для собственного успокоения… отметили самолёт и ближайшую группу оазисов, как мы себе её представляли… эту карту унесло ветром… — На измождённом лице и сейчас было написано крайнее удивление, неспособность поверить в то, что произошло. — Во время бури карту унесло ветром… И Робертс пошёл её искать. Я пытался вырыть в песке яму, копал руками… невероятно… — невероятно… что там было! Когда он не вернулся, я долго кричал, ходил на поиски… видимость была не больше нескольких ярдов… все кругом, как в дыму, — залепляло глаза. — Откинув голову, Харрис стукнулся затылком, высунул по привычке язык, чтобы облизать губы. — Он должен… должен был вернуться… должен был слышать, как я кричу, иначе… Виноват я… я виноват…

Итак, ветром унесло клочок бумаги, вот и все. Такова пустыня. То же случилось и с Джо Викерсом в Джебеле — прошёл пять миль во время бури и не заметил ни освещённую вышку высотой в двести футов, ни посёлок.

Буря, которая была здесь два дня назад, выходит, унесла Робертса.

— Было уже темно, когда буря стихла, но я искал его по квадратам, ориентируясь по звёздам и считая шаги… потом понял, что он направился обратно к самолёту, когда догадался, что потерялся… Я повернул к югу… по звёздам, надеясь догнать его. Никаких признаков. Увидел ваш дым… спасибо вам… самую верхушку. Теперь уже без воды, вся кончалась… его бутылка была, конечно, с ним.

Быстрый переход