– А ничего, – улыбнулась я. – Тогда я положу это на язык, и оно тут же растает… Да вот, попробуйте сами!

С явной опаской он подцепил таблетку, поднес ко рту. Зажатый в его мощных пальцах, леденец показался мне еще крохотнее, чем раньше.

И тут наконец его брови выгнулись, а глаза сверкнули.

– М м, какой сладкий!.. – оторопело выдохнул он. И потер рукой грудь, словно подтверждая эту сладость всем телом.

– Язык проглотишь, правда? – сказала я. – Держите, это всё вам.

– Ты серьезно? Столько чуда – мне одному? Благодарю, благодарю…

С каждым тающим на языке леденцом он причмокивал и поглаживал себя по груди. Когда же все закончилось, он сложил передо мной руки и согнулся в поклоне.

– Спасибо за угощение!

– Ну что ж, пойду первой, – объявила я. – Жду вас дома!

Я помахала ему рукой. Дон пару раз отрывисто гавкнул и натянул поводок, увлекая меня за собой.

– Да да… До встречи! – улыбнулся старик, так и не встав с кирпичей.

То был последний раз, когда я видела старика живым.

25

О том, что старик упал перед входом в мясную лавку, мне сообщили по телефону из больницы в тот же вечер, около семи. Его поход «домой, но слегка в обход» что то совсем затягивался, и я уже собиралась идти его искать, когда раздался звонок. Какая то женщина – то ли медсестра, то ли секретарша – говорила очень быстро, связь была ужасной, и в целом я плохо уловила, в чем дело. Одно было ясно: нужно срочно бежать в больницу.

Наскоро объяснив R по трубе, что происходит, я схватила кошелек и выскочила из дома. Сперва хотела поймать такси, но, как назло, ни одной машины не попадалось, и в итоге всю дорогу до больницы я пронеслась на своих двоих.

Старик лежал не в кровати, а на металлической стойке, похожей на разделочный стол. Кроме узора из шашечек вдоль четырех длинных ножек, никакого дизайна у этой мебели не наблюдалось. В комнате с кафельными стенами стоял колотун. Тело старика было накрыто одним лишь тоненьким одеялом, выцветшим, с потрепанными краями и колючим на вид.

– Он упал на тротуаре, и его погрузили в скорую, но к нам привезли без сознания, и сердце уже не работало; мы сделали все возможное, чтобы его реанимировать, но смерть наступила в 7:52 пополудни… Причина смерти, скорее всего, кровоизлияние в мозг, но понять, что его вызвало, можно лишь после дополнительного исследования…

Стоявший рядом врач бубнил без остановки, но я не понимала из его речи почти ни слова. Монотонный голос этого незнакомца просто затекал в мои уши и закручивался в голове, как циклон.

– Не получал ли он в последнее время каких нибудь травм? Ударов по голове, например?

Посмотрев на врача, я открыла рот для ответа, но слова застревали в груди, и сказать ничего не вышло.

– Кровоизлияние произошло не внутри мозга, а снаружи, у самого черепа. В большинстве подобных случаев виновата внешняя головная травма. Хотя не исключено, что сначала у него случился сердечный приступ, а уже затем он упал и ударился головой. В этом случае…

И он продолжил бубнить самому себе дальше.

Я откинула уголок одеяла. И сначала увидела руки. Скрещенные на груди. Руки, которые больше не могли ничего смастерить. Я вспомнила струйку темной крови, что вытекала у старика из уха, когда его придавило комодом на пароме. И его пальцы, не способные коснуться ни огурчика на тарелке, ни вынутого из статуэтки изделия. Может, как раз тогда у него все это и началось?

– Но ведь потом он смог починить сливную трубу… И шевелюру R подстриг так, что любо дорого посмотреть! – пробормотала я. Но слова эти лишь отскочили от кафельных стен и ушей врача, надеюсь, не достигли.

На полу под ногами валялась корзина для покупок, из которой на меня смотрели сверток из мясной лавки и морковные хвостики.