|
В отличие от спальни, слишком тесной для астматика, зал был широким, с четырьмя плетеными качалками вокруг покрытого скатертью стола, на котором красовался гипсовый кот. На стене, напротив часов, висела картина -- женщина в белом тюле сидела в лодке, окруженная розами и амурами. Когда он кончил заводить часы, было двадцать минут седьмого. Он отнес петуха на кухню, привязал его у очага, сменил в миске воду, насыпал пригоршню маиса. Через дыру в изгороди пролезли несколько ребятишек -- они сели вокруг петуха и молча уставились на него. -- Хватит смотреть, -- сказал полковник. -- Петухи портятся, если их долго разглядывать. Дети не пошевелились. Один из них заиграл на губной гармошке модную песенку. -- Сегодня играть нельзя, -- сказал полковник. -- В городе покойник. Мальчик спрятал гармошку в карман, а полковник пошел в комнату переодеться к похоронам. Из-за приступа астмы жена не выгладила ему белый костюм, и полковнику не оставалось ничего другого, как надеть черный суконный, который после женитьбы он носил лишь в исключительных случаях. Он с трудом отыскал завернутый в газеты и пересыпанный нафталином костюм на дне сундука. Жена, вытянувшись на кровати, продолжала думать о покойнике. -- Сейчас он наверняка уже встретился с Агустином, -- сказала она. -- Только бы не рассказывал Агустину, как туго нам пришлось после его смерти. -- Должно быть, и там спорят о петухах, -- предположил полковник. Он нашел в сундуке огромный старый зонт. Жена выиграла его в лотерею, проводившуюся в пользу партии, к которой принадлежал полковник. В тот вечер они были на спектакле; спектакль шел под открытым небом, и его не прервали даже из-за дождя. Полковник, его жена и Агустин -- ему тогда было восемь лет -- укрылись под зонтом и досидели до самого конца. Теперь Агустина нет в живых, а белую атласную подкладку зонта съела моль. -- Посмотри на этот клоунский зонт, -- привычно пошутил полковник и раскрыл над головой сложную конструкцию из металлических спиц. -- Теперь он годится только для того, чтобы считать звезды. Он улыбнулся. Но женщина даже не взглянула на зонт. -- И так -- все, -- прошептала она. -- Мы гнием заживо. -- Она закрыла глаза, чтобы ничто не мешало ей думать о покойнике. Кое-как побрившись -- зеркала уже давно не было, -- полковник молча оделся. Брюки, тесно, как кальсоны, облегавшие ноги, застегивались у щиколоток и стягивались на талии двумя хлястиками, которые продевались через позолоченные пряжки. Ремня полковник не носил. Рубашка, цвета старого картона и твердая, как картон, застегивалась медной запонкой, на которой держался и воротничок. Но воротничок был порван, поэтому полковник решил не надевать его, а заодно обойтись и без галстука. |
