Он задержал искру, нажав на педаль газа раз или два, затем уехал. Он отсутствовал почти час, но когда вернулся, кузов грузовика был полон камней и почвы. Он подъехал к краю колодца и выключил двигатель. Он снял свою рубашку, и его блестящее потом туловище выглядело слишком тощим; я мог пересчитать его ребра. Я попытался вспомнить, когда в последний раз видел как он плотно ел, и вначале не смог. Потом понял, что это, должно быть, был завтрак на утро после того, как мы покончили с ней.
Я прослежу, чтобы он получил хороший обед сегодня вечером, подумал я. Позабочусь, чтобы мы оба получили. Никакой говядины, но в холодильнике есть свинина…
— Посмотри туда, — сказал он своим новым безразличным голосом, и указал.
Я увидел шлейф пыли, приближающийся к нам. Я заглянул в колодец. Пока еще не достаточно хорошо. Половина Элфис все еще торчала. Это было еще ничего, но угол запачканного кровью матраца также все еще торчал из грязи.
— Помоги мне, — сказал я.
— Пап, у нас достаточно времени? — Он казался лишь слегка заинтересованным.
— Я не знаю. Возможно. Не стой, помоги мне.
Дополнительная лопата стояла прислоненной к стороне коровника около расколотых остатков крышки колодца. Генри схватил ее, и мы начали сгребать грязь и камни из кузова грузовика с той скоростью, на которую только были способны.
Когда машина окружного шерифа с золотой звездой на двери и мигалкой на крыше, остановилась у колоды (еще раз обратив Джорджа и куриц в бегство), мы с Генри сидели без рубашек на ступенях веранды, и разделяли последнюю вещь, сделанную Арлетт Джеймс: кувшин лимонада. Шериф Джонс вышел, подтянул пояс, снял свой «Стетсон», зачесал назад поседевшие волосы, и вернул обратно шляпу вдоль линии, где заканчивалась белая кожа его лба и начиналась медная краснота. Он был один. Я воспринял это как хороший знак.
— Добрый день, джентльмены. — Он бросил взгляд на наши обнаженный торсы, грязные руки, и потные лица. — Тяжелый денек выдался?
Я сплюнул.
— Моя чертова ошибка.
— Правда?
— Одна из наших коров упала в старый колодец, — сказал Генри.
— Правда? — вновь спросил Джонс.
— Правда, — ответил я. — Хотите стакан лимонада, шериф? Арлетт сделала.
— Арлетт? Она решила вернуться?
— Нет, — сказал я. — Она взяла свою любимую одежду, но оставила лимонад. Попробуйте.
— Я попробую. Но сначала я должен воспользоваться вашей уборной. Когда мне стукнуло пятьдесят пять или около того, кажется, я должен мочиться на каждый куст. Это чертовски неудобно.
— Она рядом с дальним концом дома. Просто идите по дорожке и ищите полумесяц на двери.
Он рассмеялся, словно это была самая забавная шутка, которую он слышал за весь год, и пошел вокруг дома. Притормозит ли он, чтобы заглянуть в окна? Скорей всего, если он хорошо знал свое дело, а я слышал, что это так. По крайней мере, в молодости.
— Пап, — сказал Генри. Он говорил тихим голосом.
Я посмотрел на него.
— Если он узнает, у нас не останется другого выбора. Я могу солгать, но не могу больше убивать.
— Хорошо, — сказал я. Это было короткий разговор, но я часто обдумывал его за прошедшие восемь лет.
Шериф Джонс вернулся, застегивая свою ширинку.
— Сходи и принеси стакан шерифу, — сказал я Генри.
Генри пошел. Джонс закончил со своей ширинкой, снял шляпу, зачесал еще немного волосы назад, и вернул ее на место. Его значок блестел на утреннем солнце. Оружие на его бедре было большим, и хотя Джонс был слишком стар, чтобы участвовать в Первой мировой войне, кобура была похожа на собственность Американских экспедиционных войск. |