Ошалелые столбы тополей.

Ошалелое – в ночи – пенье птиц.

Царский памятник вчерашний – пуст,

И над памятником царским – ночь.

Гавань пьет, казармы пьют. Мир – наш!

Наше в княжеских подвалах вино!

Целый город, топоча как бык,

К мутной луже припадая – пьет.

В винном облаке – луна. – Кто здесь?

Будь товарищем, красотка: пей!

А по городу – веселый слух:

Где‑то двое потонули в вине.

Феодосия, последние дни Октября

(NB! Птицы были – пьяные.)

“Плохо сильным и богатым…”

Плохо сильным и богатым,

Тяжко барскому плечу.

А вот я перед солдатом

Светлых глаз не опущу.

Город буйствует и стонет,

В винном облаке – луна.

А меня никто не тронет:

Я надменна и бедна.

Феодосия, конец Октября

Корнилов

...Сын казака, казак...

Так начиналась – речь.

– Родина. – Враг. – Мрак.

Всем головами лечь.

Бейте, попы, в набат.

– Нечего есть. – Честь.

– Не терять ни дня!

Должен солдат

Чистить коня...

4 декабря 1917

(NB! Я уже тогда поняла, что это: “Да, и солдаты должны чистить своих лошадей!” (Москва, лето 1917 г. – речь на Московском Совещании) – куда дороже всего Керенского (как мы тогда говорили).

Руан

И я вошла, и я сказала: – Здравствуй!

Пора, король, во Францию, домой!

И я опять веду тебя на царство,

И ты опять обманешь, Карл Седьмой!

Не ждите, принц, скупой и невеселый,

Бескровный принц, не распрямивший плеч,

Чтоб Иоанна разлюбила – голос,

Чтоб Иоанна разлюбила – меч.

И был Руан, в Руане – Старый рынок...

– Все будет вновь: последний взор коня,

И первый треск невинных хворостинок,

И первый всплеск соснового огня.

А за плечом – товарищ мой крылатый

Опять шепнет: – Терпение, сестра! –

Когда сверкнут серебряные латы

Сосновой кровью моего костра.

4 декабря 1917

Москве

1. “Когда рыжеволосый Самозванец…”

Когда рыжеволосый Самозванец

Тебя схватил – ты не согнула плеч.

Где спесь твоя, княгинюшка? – Румянец,

Красавица? – Разумница, – где речь?

Как Петр‑Царь, презрев закон сыновний,

Позарился на голову твою –

Боярыней Морозовой на дровнях

Ты отвечала Русскому Царю.

Не позабыли огненного пойла

Буонапарта хладные уста.

Не в первый раз в твоих соборах – стойла.

Все вынесут кремлевские бока.

9 декабря 1917

2. “Гришка‑Вор тебя не ополячил…”

Гришка‑Вор тебя не ополячил,

Петр‑Царь тебя не онемечил.

Что же делаешь, голубка? – Плачу.

Где же спесь твоя, Москва? – Далече.

– Голубочки где твои? – Нет корму.

– Кто унес его? – Да ворон черный.

– Где кресты твои святые? – Сбиты.

– Где сыны твои, Москва? – Убиты.

10 декабря 1917

3. “Жидкий звон, постный звон…”

Жидкий звон, постный звон.