………………………

Заключительный вздох!

В небо кинутый флаг –

Вызов смелого жеста.

Знак вражды и протеста,

Восклицательный знак!

<1913>

“Взгляните внимательно и если возможно – нежнее…”

Взгляните внимательно и если возможно – нежнее,

И если возможно – подольше с нее не сводите очей,

Она перед вами – дитя с ожерельем на шее

И локонами до плечей.

В ней – все, что вы любите, все, что, летя вокруг света,

Вы уже не догоните – как поезда ни быстры.

Во мне говорят не влюбленность поэта

И не гордость сестры.

Зовут ее Ася: но лучшее имя ей – пламя,

Которого не было, нет и не будет вовеки ни в ком.

И помните лишь, что она не навек перед вами.

Что все мы умрем...

1913

“В тяжелой мантии торжественных обрядов…”

В тяжелой мантии торжественных обрядов,

Неумолимая, меня не встреть.

На площади, под тысячами взглядов,

Позволь мне умереть.

Чтобы лился на волосы и в губы

Полуденный огонь.

Чтоб были флаги, чтоб гремели трубы

И гарцевал мой конь.

Чтобы церквей сияла позолота,

В раскаты грома превращался гул,

Чтоб из толпы мне юный кто‑то

И кто‑то маленький кивнул.

В лице младенца ли, в лице ли рока

Ты явишься – моя мольба тебе:

Дай умереть прожившей одиноко

Под музыку в толпе.

Феодосия, 1913

“Вы родились певцом и пажем…”

Вы родились певцом и пажем.

Я – с золотом в кудрях.

Мы – молоды, и мы еще расскажем

О королях.

Настроив лютню и виолу,

Расскажем в золоте сентябрьских аллей,

Какое отвращение к престолу

У королей.

В них – демон самообороны,

Величия их возмущает роль, –

И мой король не выдержит корону;

Как ваш король.

Напрасно перед их глазами

Мы простираемся в земной пыли, –

И – короли – они не знают сами,

Что – короли!

1913

“Макс Волошин первый был…”

Макс Волошин первый был,

Нежно Майенку любил,

Предприимчивый Бальмонт

Звал с собой за горизонт,

Вячеслав Иванов сам

Пел над люлькой по часам:

Баю‑баюшки‑баю,

Баю Майенку мою.

1913

“В огромном липовом саду…”

В огромном липовом саду,

– Невинном и старинном –

Я с мандолиною иду,

В наряде очень длинном,

Вдыхая теплый запах нив

И зреющей малины,

Едва придерживая гриф

Старинной мандолины,

Пробором кудри разделив...

– Тугого шелка шорох,

Глубоко‑вырезанный лиф

И юбка в пышных сборах. –

Мой шаг изнежен и устал,

И стан, как гибкий стержень,

Склоняется на пьедестал,

Где кто‑то ниц повержен.

Упавшие колчан и лук

На зелени – так белы!

И топчет узкий мой каблук

Невидимые стрелы.

А там, на маленьком холме,

За каменной оградой,

Навеки отданный зиме

И веющий Элладой,

Покрытый временем, как льдом,

Живой каким‑то чудом –

Двенадцатиколонный дом

С террасами, над прудом.