А там, на маленьком холме,

За каменной оградой,

Навеки отданный зиме

И веющий Элладой,

Покрытый временем, как льдом,

Живой каким‑то чудом –

Двенадцатиколонный дом

С террасами, над прудом.

Над каждою колонной в ряд

Двойной взметнулся локон,

И бриллиантами горят

Его двенадцать окон.

Стучаться в них – напрасный труд:

Ни тени в галерее,

Ни тени в залах. – Сонный пруд

Откликнется скорее.

“О, где Вы, где Вы, нежный граф…”

“О, где Вы, где Вы, нежный граф?

О, Дафнис, вспомни Хлою!”

Вода волнуется, приняв

Живое – за былое.

И принимает, лепеча,

В прохладные объятья –

Живые розы у плеча

И розаны на платье,

Уста, еще алее роз,

И цвета листьев – очи...

– И золото моих волос

В воде еще золоче.

“О день без страсти и без дум…”

О день без страсти и без дум,

Старинный и весенний.

Девического платья шум

О ветхие ступени...

2 января 1914

“Над Феодосией угас…”

Над Феодосией угас

Навеки этот день весенний,

И всюду удлиняет тени

Прелестный предвечерний час.

Захлебываясь от тоски,

Иду одна, без всякой мысли,

И опустились и повисли

Две тоненьких моих руки.

Иду вдоль генуэзских стен,

Встречая ветра поцелуи,

И платья шелковые струи

Колеблются вокруг колен.

И скромен ободок кольца,

И трогательно мал и жалок

Букет из нескольких фиалок

Почти у самого лица.

Иду вдоль крепостных валов,

В тоске вечерней и весенней.

И вечер удлиняет тени,

И безнадежность ищет слов.

Феодосия, 14 февраля 1914

С. Э.

Я с вызовом ношу его кольцо

– Да, в Вечности – жена, не на бумаге. –

Его чрезмерно узкое лицо –

Подобно шпаге.

Безмолвен рот его, углами вниз,

Мучительно‑великолепны брови.

В его лице трагически слились

Две древних крови.

Он тонок первой тонкостью ветвей.

Его глаза – прекрасно‑бесполезны! –

Под крыльями распахнутых бровей –

Две бездны.

В его лице я рыцарству верна.

– Всем вам, кто жил и умирал без страху. –

Такие – в роковые времена –

Слагают стансы – и идут на плаху.

Коктебель, 3 июня 1914

АЛЕ

1. “Ты будешь невинной, тонкой…”

Ты будешь невинной, тонкой,

Прелестной – и всем чужой.

Пленительной амазонкой,

Стремительной госпожой.

И косы свои, пожалуй,

Ты будешь носить, как шлем,

Ты будешь царицей бала –

И всех молодых поэм.

И многих пронзит, царица,

Насмешливый твой клинок,

И все, что мне – только снится,

Ты будешь иметь у ног.

Все будет тебе покорно,

И все при тебе – тихи.

Ты будешь, как я – бесспорно –

И лучше писать стихи...

Но будешь ли ты – кто знает –

Смертельно виски сжимать,

Как их вот сейчас сжимает

Твоя молодая мать.

5 июня 1914

2.