Они могли бы служить прекрасным доказательством на суде, но на данный момент не представляли никакой ценности, поскольку не значились в милицейской картотеке.
Треухов выудил из кармана дешевенький «Самсунг» и неумело тыкая пальцем в издевательски-миниатюрные кнопки, набрал домашний номер Платова. С полминуты послушав безнадежные длинные гудки, участковый вздохнул. Оставалось только нанести визит гению сыска, красавчику Артему Божко. Он как-никак выбился в люди благодаря протекции Глеба, под началом которого делал первые, робкие шаги на ментовском поприще.
Матвей Гладун опустился на стул под гром рукоплесканий. Несколько четверостиший, написанных по случаю дня рождения заведующего отделом социального обеспечения, как всегда, имели сногсшибательный успех.
– А, дай-ка, Матюша, я тебя поцелую! – виновник торжества потянулся к подчиненному через стол и немедленно опрокинул бутылку водки.
Под жалобные восклицания дамочки, лучшее платье которой теперь пахло и выглядело, как разливочный цех ликероводочного завода, начальник довел свое начинание до конца. Приложился к щеке Гладуна своими пухлыми, словно подушки губами.
– Поэт, как есть поэт! Уж я-то в этом разбираюсь!
Розовое, как кожа новорожденного поросенка, лицо заведующего пылало признательностью и свидетельствовало о том, что своей личной социальной защите старый бюрократ уделял львиную долю энергии.
– Какой там поэт! – краснея, потупился Гладун. – Так, балуюсь…
– Ну, уж нет, Матвей! – огурец, которым начальник закусил выпитую рюмку водки, ничуть не мешал его красноречию. – Тебе Пушкин и в подметки не годится! Правда, товарищи?
– Истинный крест! – пропищал старичок-подхалим, которого не выперли на пенсию за умение угождать всем и каждому. – Александр Сергеич, небось, в гробу от зависти переворачивается!
– Наш дружный коллектив просто обязан позаботиться о том, чтобы твой могучий талант процветал и развивался. Мы еще будем рассказывать внукам про то, как работали в одной конторе с самим Гладуном!
– Точно! Твое здоровье, Матюша!
Матвей испытывал сильное желание набить морды всем участникам застолья, начав с заведующего и закончив старым лисом. Он понимал, что пьяная компашка просто издевается над ним, но научился сдерживать себя.
– Ты мне, Матвей, скажи, как на духу: печатают? – продолжал гнуть свою линию начальник.
– Было дело, пару стишков тиснули…
– Пару?
– Ну да. В обычных газетах.
– Так у нас же специализированное издание имеется! Эти… Цимбалы… Нет. Лира.
– Арфа. «Арфа Каравевска».
– Точно. Там еще Аркашка Трубочка редакторствует. Мировой мужик! Мы с ним вместе в обкоме комсомола работали. После заседаний хором активисток трахали! Эх, какую мощную организацию профукали, какую страну развалили!
– Не печатает меня ваш Трубочка. Говорит, мол, журнал на два года вперед материалами обеспечен, – горько вздохнул Гладун. – Куда мне против наших титанов пера…
– Какие, к лешему титаны! Я эту банду знаю. Двух слов без ошибки написать не могут, а в писательских союзах, как в дзотах засели! Штаны протирают, геморрой зарабатывают и дарованиям, вроде тебя шагу ступить не дают! Сию минуту Аркадию позвоню!
– Не надо, – вяло запротестовал Гладун. – Да и поздно уже, одиннадцатый час…
– Плевать на время! – заведующий снял трубку, полистал справочник и набрал номер редактора. – Сейчас мы Аркашку, сукина сына, за жабры возьмем!
Начальник Гладуна с пьяным упорством продолжал названивать поэту, писавшему под псевдонимом Арно Горн, но взять за жабры того, кто уже умер и даже успел остыть, было невозможно. |