— Есть вещи, которые нам не подвластны, милорд, — ответила она скромно. — А что такое Палаццо Верди?
— Дворец моего друга, чьи карманы настолько пусты, что он готов поверить моим сомнительным кредитам.
— Дворец? — поразилась Жизлен.
— Венецианские дворцы гораздо более скромны, чем английские или французские, — небрежно ответил Николас. — Кроме того, я, как ни как, английский дворянин, и это накладывает на меня определенные обязательства.
Ворча что-то себе под нос, к ним подошел Трактирщик.
— Вам придется раздобыть денег Блэкторн, — сказал он. Эта прогулка по Европе не пошла на пользу нашим карманам. Лучше бы мы поехали прямо Париж.
Как всегда, Николаса ничуть не удивило то, что слуга говорит с ним на равных.
— Дама отказывалась ехать в Париж, — ответил он.
Трактирщик странно на нее посмотрел. После первой ночи, которую они провели на континенте, когда Николас пришел к ней в комнату, отношение к ней Трактирщика изменилось. Он не смотрел на нее, старался заговаривать только тогда, когда это было необходимо, держался по возможности в стороне. Жизлен не могла понять, в чем причина. Возможно, он ревновал, — хоть это, конечно, и выглядело странно, но она знала, что слуги часто бывают собственниками, — или чувствовал себя перед ней виноватым.
Виноват был только Николас, хоть он и не желал в этом признаться. Она посмотрела на него при ярком свете итальянского солнца, на его сильное тело, красивое лицо, язвительную улыбку, и подумала о том, сколько еще ей предстоит терпеть.
Он оказался прав. Палаццо Верди оказалось более чем скромным. Сырой полуразрушенный дом был куда хуже людской в Энсли-Холле, ему было далеко даже до незамысловатого уюта «Красного петуха». Немногочисленные слуги говорили только по-итальянски, были бедно одеты и нерасторопны и беспорядок вокруг был невообразимый.
Жизлен не приходилось оказываться в подобной грязи с тех пор, как она покинула улицы Парижа.
Она вошла вслед за Николасом в салон, и он остановился, оглядывая пыль и плесень.
— Похоже, де Бруни не слишком заботится о чистоте, — сказал он небрежно, и, повернувшись к Жизлен, добавил, — я ухожу.
Ее очень удивило, что он счел необходимым ее предупредить, и она, не удержавшись, спросила:
— Вы вернетесь к ночи?
— Могу ли я тешить себя надеждой, что вы передумали, и позволите мне разделить с вами постель? — поинтересовался он насмешливо.
— Нет, — ответила она.
— Ну, что ж, я полагаю, сегодня ночью у меня найдется другое занятие. Я должен пополнить наш быстро тающий капитал, как верно заметил Трак, а самый надежный способ сделать это — посетить игорный дом.
— А если вы проиграете?
— Дорогая, я никогда не проигрываю.
— Вы что, передергиваете карту? — Жизлен сказала это намеренно, чтобы вывести его из терпения.
Глаза Блэкторна сузились, но он не показал ей, что его чувства задеты.
— Нет, — спокойно сказал он, — я просто очень хорошо играю. — Он еще раз осмотрелся вокруг с явным неудовольствием. — Сделайте, что вы найдете нужным, чтобы вам было тут удобней. Трак поможет вам, потому что здешние слуги, кажется, не способны понять ни одного английского слова. — Он подошел к ней и взял ее за подбородок, — и не вздумайте убежать, ma petite, — я пока еще не собираюсь вас отпускать.
Жизлен вдруг неприятно поразилась, подумав, что она и не собирается бежать. Она сказала себе, что просто хочет усыпить его бдительность. Здесь, в Венеции, где у него столько возможностей развлечься, он наверняка оставит ее в покое, и у нее будет время все как следует обдумать. |