Не заметил Егор Иванович, как и до поля дошел, - тут и там, перемешанные снегом, враструску валялись навозные кучи... "Так и есть сваливал, окаянный, где придется и как придется. Ну, я ж ему!"

Егор Иванович выломал длинный прут из краснотала и в самом скверном расположении духа пошел домой.

Степана застал он на конном дворе. Скинув фуфайку, тот в одном свитере набрасывал вилами навоз на волокушу. Егор Иванович молча подошел к Степану сзади и вытянул его вдоль спины прутом наотмашь, со свистом, вложив в этот удар всю свою злость, накопившуюся от сегодняшнего непутевого дня.

- Ты что, очумел?! - Степан кинул вилы и ухватился за прут.

- Ах ты, сукин сын! - кричал побагровевший Егор Иванович, пытаясь вырвать прут. - Что ж ты навоз в снег бросаешь?

- Да всего две волокуши скинул-то...

- Ах, две?! Вот я тебе второй раз по ушам... Ну!

Степан обломил прут и бросился бежать со двора.

- Отца позорить перед всем честным миром. Я тебе покажу! - бушевал Егор Иванович.

Через минуту, поднимаясь на крыльцо, он все еще ворчал:

- Весь доход мой в снег бросает...

6

В добрую зимнюю пору, когда жизнь на селе катится легко и ровно, словно розвальни по хорошему санному пути, неожиданно свалилась беда на Волгина.

Однажды в его тесный кабинет вошла агрономша Селина и удивила:

- Игнат Павлович, проверила я семена... Всхожесть всего шестьдесят процентов.

- Ну и что?

- Придется покупать новые... Я подсчитывала - центнеров сто шестьдесят надо пшеницы. Да кукурузы сотню.

- Посеем тем, что есть. Не первый год.

- А звенья? Они не пойдут на это.

- Да вы что, помешались на этих звеньях?! Хватит с меня ваших перестроек! Вопросов больше нет. Все!

Волгин почти силой выпроводил Селину из кабинета и в сердцах укатил в райцентр. Надо было отвезти в чайную мед; дорога накатанная, снег неглубокий, покамест проскочить можно. А там хоть отдохнуть часок, отойти от этой канители.

Меняются времена... Или народ избаловался, или уж старость подходит, не поймешь, в чем суть, только труднее становится с каждым годом. Там начальство жмет на тебя: сей то, а не это, делай так, а не эдак, а тут свои умники завелись. "Ох, уж эта жердина длинноногая! - с неприязнью думал он об агрономше. - Два года в печенках у меня сидит. А мужики тоже хороши. Каждый для себя норовит урвать. Стервецы, кругом стервецы!"

В такие мрачные минуты размышлений Волгин любил подкрепиться. Спасибо, хоть чайные есть на белом свете.

Пока Сенька-шофер сдавал мед и оформлял накладные, Волгин ушел в парикмахерскую "подъершиться", как он говаривал, то есть подстричь, подровнять местами свой густой седой ежик, похожий на платяную щетку из отборной щетины. Затем отвели им кабину в чайной и принесли ящик пива. По мере того как бутылки пива опорожнялись, большой нос Волгина все более краснел. И на душе вроде бы полегшало, и воспоминания пришли хорошие.

- Пошли, Сеня! Раздувай свой самовар. Мы еще погремим!

А ведь бывали времена, гремели... Не раз Волгин завоевывал районное знамя досрочной сдачей хлеба. Выезжал его обоз раньше всех колхозов. Не гляди, что мы на отшибе... А чуем что к чему. Нюх у нас тоже имеется. Волгин сам паромы наводил, сам и въезжал в райцентр впереди на тучном вороном жеребце...

- Вот казак! - говорил про него секретарь райкома Стогов. - Любит блеснуть перед народом.