– Давайте начнем с того, что я не Милочка, – предложила я и зажгла газ под чайником. – Меня зовут Елена Логунова, и я свои копейки зарабатываю трудом писателя и журналиста. Даже не знаю, кого в этом контексте можно назвать моими клиентами…

– Ой… Логунова? – голос в трубке изменился – перестал быть барским. – С телевидения, да?

– И с него тоже, – согласилась я. – А вы, Марьяна, меня с кем-то перепутали?

– С маникюршей, она делает ноготочки на дому, мне говорили, что хорошая… Я с ней вчера разговаривала, а номер в память не записала, сейчас нашла незнакомый, думала – он ее, а оказалось – ваш, ага… Ой, а вы зачем мне звонили?

– Я вам звонила?

– Да, вчера днем!

Я вдумчиво понюхала открытую пачку кофе. Аромат элитной арабики бодрил. В сонном сумрачном мозгу забрезжил рассвет. Вчера я действительно звонила незнакомой даме с похожим именем – не Марьяне, но Марусе…

– Простите, ваша фамилия – Антиповец?

– Да свят, свят, свят! Чур меня, чур! – комически ужаснулась моя собеседница. – Давно уже нет, я при разводе сразу же свою девичью вернула: Литовка, ага… А в чем дело-то?

Я вкратце объяснила, что дело как таковое ведет следователь Антон Романович, а у меня задача сделать памятный документальный фильм о безвременно ушедшем Валерии Антиповце, в связи с чем я бы хотела задать уважаемой Марьяне пару вопросов.

– Это срочно? – уточнила она.

– Очень!

– Тогда только по телефону, при личной встрече не получится – я не готова, ко мне еще маникюрша не доехала. Что вы хотели спросить?

– Даже не знаю, как бы поделикатнее… – я не успела подготовиться к этому разговору. – Валерий бросил вас ради новой дамы сердца?

– Представьте! Вот повезло, ага? – в голосе Марьяны прозвучало нечто подобное ликованию.

Хм, неожиданно… Обычно брошенные жены испытывают по соответствующему поводу совсем другие чувства.

– То есть вы обрадовались разводу? – уточнила я.

– Обрадовалась? Да я не верила своему счастью! Уже смирилась с тем, что буду прикована к Валере, как раб к галере, – она хохотнула: – Смешно получилось, в рифму… Он же мне так и говорил: «Мы будем жить в любви и согласии, Маруся, пока смерть не разлучит нас!»

– А вы жили в любви и согласии?

– Он – в любви, я – в согласии, – Марьяна снова хохотнула. – Попробовала бы я с ним не согласиться, он бы меня придушил… Любя, ага.

– В каком смысле – придушил бы? В прямом, как Отелло?

– Да мог бы и в прямом, если бы я повод дала, – моя собеседница заговорила серьезно. – Но я же понимала, с кем дело имею, так что вела себя благонравнее некуда, ходила по струночке. А он все равно душил меня этой своей любовью, реально воздуха глотнуть не давал: ни с подругами встретиться, ни самой куда-нибудь без сопровождения выйти. Работать – ни-ни! Сиди дома, любимая, и наслаждайся безбедной жизнью… пока смерть не разлучит нас, ага.

– То есть к новой супруге Валерия вы недобрых чувств не питали, – сказала я задумчиво.

– К этой дурочке милой? Да я бы ее обняла и расцеловала, если бы Валерка нас познакомил! Она же фактически мой пожизненный срок на себя взяла, ага! – Тут Марьяна, видимо, вспомнила, чем закончилась последняя лавстори ее бывшего, и погрустнела: – Хотя жалко девчонку, вряд ли она понимала, на что подписывается, когда в загс с Валеркой шла.