Где была, что делала, с кем встречалась… Как давнему проверенному товарищу, Антиповец вполне мог доверить Крошеву эту деликатную миссию.
– Стукачество – это деликатная миссия? – скривился напарник.
– Она же не сказала, что это благородное дело, но деликатное, да, а как же? Тут осторожность нужна, чтобы себя не выдать и не потерять доверие того, кто находится под наблюдением, – рассудила Ирка, похоже, вспомнив, как мы следили за моим сыном на автодроме.
Я кивнула, не отрывая взгляд от ухабистой дороги.
– А если его там не будет? – тоже посмотрев вперед, где за редкой лесополосой уже проглядывали невысокие домики небогатого садоводческого товарищества, спросил Данила. – Мало ли какая у человека прописка, жить-то он может где угодно…
– На месте разберемся, – сказала Ирка и убрала смартфон в сумку, но не деловитое выражение с лица.
Непререкаемый тон она тоже оставила. Вжилась в роль командира наша бразильская тетя!
Лазарчук сообщил нам и телефон Крошева, но дозвониться ему не вышло – он не брал трубку. Потому-то мы и отправились на дачу, где Руслан Аркадьевич был зарегистрирован, без предварительной договоренности о встрече.
Мы подъехали к нужному участку, встали под воротами, вышли из машины, и я опять набрала номер Крошева.
– Могу сказать одно: хозяин дома, – заключила Ирка, слушая телефонную трель, доносящуюся из открытого окна.
– И второе: он глухой, – добавил Данила.
– Или мертвый, – опасливо подсказала я вариант, которого они не учли.
– Да чего сразу мертвый-то?! – рассердилась подруга. – Тьфу, типун тебе на язык! Может, у человека просто расстройство желудка? Поел немытых огурчиков прямо со своей грядки – и сидит в сортире!
– Второй час там сидит? – усомнилась я. – Он ведь и на первый мой звонок не ответил, а это когда еще было…
– Без паники! – остановил нас Данила и приложил ладонь к уху подобием локатора. – Кажется, я слышу удары топора. На заднем дворе кто-то рубит дрова…
– Хорошо, если дрова, – согласилась я неуверенно.
– Да что ж такое-то! – возмутилась Ирка. – Опять ты каркаешь и накликиваешь! Ну, неужели кто-то средь бела дня на обитаемых дачах станет рубить топором труп?!
– Ага, ты тоже об этом подумала, – уличила ее я.
– А давайте просто посмотрим, – предложил Данила.
И прежде чем мы успели его остановить, толкнул калитку. А та оказалась даже не заперта!
– Хотя бы не ори, иди тихо! – взмолилась Ирка в спину удаляющемуся напарнику.
Поздно.
– Хозяева дома есть? – весело покричал Данила, как того требует деревенская вежливость.
Она, правда, предполагает, что эта фраза озвучивается с нейтральной территории за воротами, но откуда городскому юноше знать все тонкости сельского этикета.
За калиткой начиналась залитая бетоном дорожка, ведущая к приземистому кирпичному дому, одноэтажному, но основательному – с фасадом в три окна и верандой, на которой горделиво красовалось одинокое кресло-качалка. Рядом с ним высился поставленный на попа деревянный ящик, явно выполняющий роль столика – на нем и сейчас, еще утром, помещалась початая бутылка виски, накрытая сверху перевернутым стаканом. Суровый натюрморт определенно выдавал в художнике особь мужского пола, причем гурмана с претензиями.
– Ишь ты, плантатор-южанин! – оценила картину Ирка.
Я огляделась и решила, что Крошка Ру одинок: женской руки нигде не чувствовалось. |