— Засмеют? О! Вот те крест — ковали за знания эти и душу продадут, и близких своих заложат! — возмутился Илья. — А ты говоришь, засмеют.

— Те, кто разумеют — засмеют, — все равно настаивал на своем Андрей. — Ибо то, что мы тут нагородили — древность древняя. Так еще до рождения Христа в Индии железо пекли. Ныне то, понятно, многое устроили по уму.

— А мы отчего сие не ведаем?

— Так только очень немногие семьи кузнечные о том ведают, да и те обитают в землях магометанских. И берегут сию тайну как зеницу ока. Уже тысячу лет берегут, а до них другие стерегли.

— Откуда же ты о ней прознал?

— Ты хочешь, чтобы я тебе ответ просто придумал или соврал что-нибудь интересное? — усмехнулся парень.

Илья вяло улыбнулся, но промолчал. По нему было видно — любопытно, безумно любопытно. Но настаивать не хочет. А сынок его возьми да ляпни:

— Неужто на сковородках адских можно болтать? Боль же. Ужас. Страх. Ни словом обмолвится, ни вздохнуть. Одна сплошная пытка. Отец Афанасий так сказывал.

— А он там был? — усмехнувшись, спросил Андрей.

— Где?

— Ну где эти сковородки стоят.

— Да откуда? Он же жив. — произнес сынок да осекся, глядя на улыбающееся лицо Андрея. — Но боль. Разве можно привыкнуть к тому, что тебя жгут раскаленным железом?

— Глупости это. К любой боли можно привыкнут, — нехотя ответил Андрей и замолчал, не желая развивать тему. Но сын кузнеца не успокаивался…

— А что потом?

— Что потом?

— Когда к боли привыкнешь.

— Вот тебе по нежной юности тяжко было к горну подходить от жары?

— А то как же!

— А теперь?

— Да ничего.

— Вот и ответ на твой вопрос.

— Но ведь тогда получается, что горение в аду не может быть вечным мучением.

— А кто тебе сказал, что в аду это главное мучение? — нехотя ответил парень.

— Ну…

— А аду нет запертых дверей. Но никто оттуда не уходит. Ибо совесть, нередко бессильная тут — там обладает безграничной властью. И наказание твое не в том, чтобы гореть, а в том, что ты раз за разом умираешь от страшных, обостренных мук совести за совершенные дела. Умираешь, а умереть не можешь. И деться никуда не можешь. — произнес Андрей, вспомнив очень понравившуюся ему концепцию из сериала «Люцифер».

— А как же дьявол? Разве он не борется с Господом нашим за наши души? Разве не истязает нас на потеху своей черной души?

— Господ наш Всемогущ. А это значит, что дьявол супротив него — ничто. Иное говорить — оскорблять Всевышнего, сомневаясь в его всемогуществе. Нет, дьявол просто присматривает за адом. Считай управляющий или приказчик. Поганая работенка, на которую ее туда самого упекли в наказание за бунт. Поверь — смотреть из века в век на корчащихся в муках совести людей удовольствие отвратительное. И само по себе та еще пытка. Не забывай — он ведь ангел. И хоть взбунтовался супротив отца, но нутро-то свое никуда не дел. — продолжал он рассказывать им сериальную концепцию.

— А черти?

— А что черти?

— Ну они ведь охотятся за нашими душами!

— Да кому они нужны? — фыркнул Андрей.

— Но…

— Хватит, — произнес молодой вотчинник, подняв руку.