— Но…

— Хватит, — произнес молодой вотчинник, подняв руку. — Я не хочу об этом более говорить. И вы о том, что я вам сказал, не болтайте.

Все четверо энергично закивали, но по лицам было видно — этот секрет они разболтают. Уже сегодня вечером и разболтают. О том, что их хозяин много всего знает, оттого что в аду, сидя на сковородках беседовал с другими грешниками. И оставалось только гадать — через сколько дней, край недель, его слова в той или иной форме дойдут до отца Афанасия… или даже до Царя.

Глупо. Он опять фигню сболтнул.

Видимо все эти вопросы, связанные с организацией и обучением, совершенно ему всю голову забили, из-за чего он снова стал жестко промахиваться. Он ведь по сути забыл, что разговаривает с аборигенами XVI века. А зря… очень зря…

[1] Первый в мире букварь был сделан в 1538 году Томасом Петитом. Первый букварь с картинка появился в 1570 году сделанный Джоном Хартом. Первый букварь на восточнославянских землях был изготовлен в 1596 году в Вильно Лаврентием Зизанием. А первая книга с названием «букварь» был издан в 1618 году опять-таки в Великом княжестве Литовском. В Москве первый букварь был выпущен лишь в 1634 году Василием Бурцевым

[2] Что, кстати, также доказывает абсурдность заявлений ценителей «родины слонов», будто бы в служилом десятке было десять воинов, а в служилой сотне — сотня. Десятичная система для Руси XV–XVII веков не характерна. О ней, вероятно, слышали, но совершенно точно не употребляли.

Глава 5

1554 год, 21 сентября, Рим

— Кто там? — устало спросил Игнатий Лойола, подняв глаза на секретаря, слишком поспешно вошедшего к нему.

— Брат Доминик. Вы просили безотлагательно докладывать о его приходе.

— Да, конечно. Зови.

Тот вошел. И они минут пять уделили ритуалу пустых слов и совершенно формальных приветствий.

— Наш общий друг, Станислав, — наконец перешел к делу брат Доминик, — посылал своего человека в Тулу, чтобы разобраться в происходящем. И тот, вернувшись, сказал ТАКИЕ слова, что многих они и испугали, и заворожили одновременно.

— Вот как? — заинтересовался Лойола. — И чем же?

— Брат Себастьян заявил, будто бы уверен, что этот странный человек действительно воскрес.

— Доминиканец?! — не на шутку удивился Игнатий. — Это сказал доминиканец?! Не верю.

— Это еще не все. Незадолго до моего отъезда стало известно, что в Москве волнения. Сильные. По последним сведениям, туда идет их Царь с войском.

— Он же обычно в Москве и сидит.

— Обычно, но не всегда. Как только он выступил на юг, чтобы противостоять вероятному вторжению тартар, так волнения и начались. Верующие выступили против митрополита.

— Это еще почему?

— Мы пока разобраться не смогли в причинах, породивших этот бунт. Нам известно только, что они требуют его судить. Звучат обвинения в симонии, стяжательстве, а также потворстве степным набегам да угону христиан в рабство.

— Это же безумие!

— Однако это так. Протопоп Сильвестр пожелал лавров Мартина Лютера и выступил с резкой критикой как митрополита, так и всей церкви схизматиков, используя многие из доводов еретиков. В том числе Сильвестр требует секуляризации с полным отторжением церковных имуществ. А чтобы его обвинения стали более весомыми, приплел к ним сущие нелепицы. Например, потворство степным набегам и фарисейство.

— Но он ведь их как-то объясняет.

— Да. Но совершенным вздором. Дескать, в то время, когда весь честной народ помогал тульскому полку оправиться от нашествия тартар и укрепится, церковь, ведомая митрополитом, пыталась получить свою долю в этой помощи.