Он лихорадочно соображал, пытаясь подобрать слова для ответа. А они никак не шли в голову. Однако парень, выдержав очень небольшую паузу, решил еще сильнее сбить его с толку и рявкнул:
— Понял ли?!
Тот кивнул. Молча.
— Ну вот и ладушки. — добродушно улыбнувшись, произнес Андрей. И пожелав всем присутствующим хорошего дня, отправился к Агафону. Отец Афанасий же засеменил за ним, нервно оглядываясь. Лица некоторых сотников не выражали ничего хорошего. Совсем. Они даже за сабли сами схватились. Но сдержались… но не решились…
Десятники же, что стояли чуть поодаль, реагировали намного спокойнее. Они скорее были задумчивы. Слова Андрея их тоже зацепили. В том числе и в плане перспектив. Но…
Однако уйти от проблем в тот день не удалось. Потому что у Агафона тоже все началось не слава Богу. К нему заехали гости-товарищи из Пскова…
— И вам доброго дня и крепкого здравия, — поздоровался с ними Андрей, отвечая на цветистую здравницу.
— Мы слышали, что через тебя можно купить славную краску, — произнес Ефрем — упитанный и очень обстоятельный даже на вид мужчина.
— Друзья, — примирительно улыбнувшись, произнес парень, — мы с вами обязательно это обсудить и обговорим. Но давайте делать все последовательно. Я шел к Агафону поговорить о наших с ним делах. И я сначала поговорю с ним. А потом, завершив это дело, обещаю, пообщаюсь с вами.
— Мы можем купить много краски.
— Не сомневаюсь. Но порядок в делах — голова всему. Прыгать как пьяная лягушка и хвататься за все подряд — признак дурного воспитания. С Агафоном я УЖЕ веду дела. Вы же не хотите, чтобы, начав вести дела с вами, я отвлекался прежде вас на кого-то иного?
— Пожалуй, — вполне серьезно произнес Ефрем.
— Прошу, — произнес приказчик Агафона, приглашая гостей в тенек под навесом, где для них был уже накрыт стол. Само собой, после кивка самого купца.
А Андрей с отцом Афанасием и Агафоном прошли в помещение, где при свете нескольких ламп засели обсуждать финансы. Отец Афанасий в этом деле выступал как некий гарант деловой добросовестности. Дабы все чин по чину было.
— Кто это? — тихо спросил парень, когда уединились. — Отчего не предупредил?
— С утра только приехали. Не успел, — виновато ответил Агафон, а сам глазки отвел.
— Что?
— Что? — переспросил он.
— Что ты хочешь мне сказать?
— Ничего.
Андрей внимательно на купца посмотрел. Но выдохнув, посчитав, что просто чувствует себя виноватым. И плюнув, приступил к подсчету денег от торговли краской, сахаром и светильным маслом.
По весне он привез купцу примерно три килограмма сахара и тридцать четыре гривны[1] краски разных цветов, преимущественно, конечно, синей. И вот теперь хотел получить с них свою долю.
Полная цена одного грамма такой краски составляла от семи до десяти рублей. В зависимости от цвета. Но, понятное дело, «драть» по полной программе Андрей с церкви не стал. А именно она выступила покупателем. Еще до беспорядков в Москве. Поэтому Агафон «срубил» с нее после долгих торгов 42 тысячи 109 рублей 78 копеек и одну полушку.
По тем временам просто чудовищная сумма!
Вполне типичный залог за князя-боярина, который подозревался в желании отъехать на литовскую службу, состоял из порядка десяти тысяч рублей. А тут — сорок две тысячи! Но церковь со времен Иоанна III отчаянно стяжала богатства и, среди прочего, контролировала большую часть солевого бизнеса. Почти всю. Поэтом могла, не сильно напрягаясь, достать и намного больше денег.
Одна из причин очень крепкого союза иосифлян-стяжателей с Царем заключалось как раз в том, что у них были деньги. |