— Разумно, — хмыкнул прищурившись, купец. — Но дело не о том. На Москве ныне волнительно. И митрополиту с епископами не до краски. Им вообще не до чего. Сказывают, что только вмешательство Царицы спасло их от расправы толпы. Так на будущий год вряд ли они смогут купить краску.

— Что думаешь? — обратился Андрей у отца Афанасия.

— Зерно истины в словах Ефрема есть, хоть мне и горько это признавать. На Москве ныне очень погано.

— Да уж… не позавидуешь Царю-батюшке, — покачал головой Андрей. — Еще и эти Авгиевы конюшни разгребать.

— А что это за конюшни такие? — поинтересовался Ефрем.

— У древних эллинов в свое время жил герой — Геракл. Безмерной силы воин. Как-то поспорил он с один из царей эллинских, что сумеет за один день убрать его конюшни, в которых стояли тучные стада годами. И посему считалось, что очистить их невозможно. Не за один день, а вообще. Очень уж великими были эти стада.

— И что Геракл?

— Так он канавку прокопал небольшую и пустил воду ближайшей реки в стойла. Те воды и смысли весь навоз и многолетнюю подстилку. Даже не за день, а быстрее.

— Ха! Ловко!

— Ловко. — согласился Андрей. — С тех пор и стали сказывать про Авгиевы конюшни, как про удивительно загаженное место.

— Так ты что, считаешь, дела церковные загаженным местом? — взвился Афанасий.

— Скажи, отче, а почему у тебя тут никаких волнений нет? Может быть ты делаешь что-то не так? Может быть ты не ставишь за взятку архиепископов? Или еще какими паскудными делами не промышляешь?

Отец Афанасий промолчал, нахмурившись и недовольно глядя на Андрея. Но промолчал. После слов о симонии Патриарха, которую он не мог оспорить и как-то оправдать, он решил не продолжать дебатов. Лишь держа в уме по вечеру отписать Царю письмишко с новыми деталями. И митрополиту… возможно…

— Так что, — нарушая неловкую паузу произнес Ефрем, — Церковь на будущий год, скорее всего ничего не купит. Ей не до того будет.

— Но я веду дела с гостями торговыми из Новгорода. Зачем мне продавать через вас?

— Потому что у меня хорошие связи. И я могу много что тебе достать через немецких купцов.

— И коней добрых? Из Нидерландов. Я слышал, что там особых лошадей разводят, смешивая горячих гишпанских жеребцов с местными здоровяками.

— Добуду.

— Ливонцы ведь не пустят.

— У ливонцев нет единства, — улыбнулся Ефрем. — У них правая рука не ведает, что творит левая. С комендантом Нарвы я сговорюсь. А чаяния иных нам в таких делах без разницы.

— Мне ведь не один конь нужен. А хотя бы десяток или более. И лучше, чтобы с хотя бы парой кобыл. Чтобы разводить можно было.

Ефрем задумался. Крепко задумался. Погрузившись в свои мысли.

— Даже не сумневайся. Фохта мы уломаем, — наконец произнес один из товарищей Ефрема.

— Какого еще Фохта?

— Да Шнелленберга, — с хорошим выговором произнес этот купец, — коменданта Нарвы. Но денег сие будет стоить не малых.

— Точно?

— Слово даю, — нехотя произнес Ефрем. — Ежели положишь ему должную деньги — он глаза закроет.