Во всей округе женщины завидовали Зелде, но она не могла избавиться от досады. Ее отец, реб Ури-Йосеф, был переписчиком свитков Торы, у нее в роду были известные раввины, а Калман так и остался простым человеком. К тому же он, не сглазить бы, здоровяк, ему не понять слабую женщину. Он жалеет денег на врачей и не может поверить, что у нее нет сил на то, что требует от нее муж. В первые годы они частенько ссорились, бывало, даже начинали поговаривать о разводе. Но оказалось, Калман был не из тех, кто может оставить семью. Дети росли тяжело, Зелда много болела. Слава Богу, худшее осталось позади. Теперь Зелде хватало помощников. Старшая дочь, Юхевед, была уже девушкой на выданье, младшие тоже помогали по хозяйству. Кроме того, у Зелды теперь были служанка Фейгл и работник Гец. Летним днем Зелда ставила стул на траве, приказывала принести скамеечку для ног и погружалась в «Нахлас Цви». Худощавая, бледная, раньше срока постаревшая женщина с острым подбородком, красноватым носиком и мешками под водянисто-голубыми глазами, поблекшими от частых слез, вглядывалась в святые буквы на странице, и ее расшитый бисером чепец не переставая покачивался вперед-назад вместе со стриженой головой. На него садились пчелы, и Зелда отгоняла их рукой. Глупые создания принимали вышитые цветы за настоящие, живые. Само собой, Зелда была благодарна Богу за Его милость, но так и не привыкла жить среди бескрайних полей. Здесь не было ни синагоги, ни мясной лавки с крыльцом, на котором женщины собираются поболтать. Сверкала речка, шелестели деревья, мычали коровы. Пастухи пекли на костре картошку и распевали залихватские песни. Зелда беспокоилась за дочерей. Девушкам нужны подруги, им одиноко в глуши. Скорее бы выдать их замуж! Пусть в доме зятья учат Тору, пусть появляются внуки. Детей рожать тяжело, а внуки — чистый доход. Зелда не могла дождаться, когда она, даст Бог, станет тещей и бабушкой.

2

По соседству с имением Калмана находились владения помещика Павловского. До освобождения крестьян у него было три сотни душ. Овдовев несколько лет назад, Павловский совсем забросил хозяйство. Здзислав Павловский пил. Он сидел в комнате за закрытыми ставнями, на столике стоял графинчик с воткнутой соломинкой. Потягивая через нее водку, Павловский раскладывал пасьянс. В молодости пан Павловский не раз судился, но проиграл все тяжбы. Он женился на молодой красавице из прекрасного старинного рода, но она умерла от чахотки. После декрета об отмене крепостного права у Павловского осталось около двадцати влук земли, лес и гора, в которой, говорили, скрыты залежи известняка. Павловский решил продать гору Калману Якоби, послал к нему Круля, своего эконома, но Калман отказался. На что ему земля, расположенная между двумя чужими владениями? Однако Павловский проявил настойчивость. Ему нужны были деньги, он был в долгах как в шелках. И, поторговавшись, Калман все же купил землю, причем за бесценок.

Он приобрел золотое дно: известь оказалась высшего сорта. Калман нанял мастера и рабочих, и те построили печь для обжига. Кипелку телегами перевозили в Ямполь. Печь горела круглые сутки, из нее валил дым, то желтый, как сера, то красноватый, подсвеченный пламенем. Он напоминал Калману о Содоме и Гоморре. Евреи говорили, что, если печь будет топиться семь лет подряд, в ней зародится саламандра.